Заговор бумаг
Шрифт:
После этого первого предложения я решительно погрузился в малопонятный юридический разбор, полный гневных обвинений против «Компании южных морей» и славословий в адрес Банка Англии. Некоторые пассажи были для меня более интересны, чем другие. Я внимательно вчитывался в те места, где отец упоминал заговор в самой компании: «Этот подлог стал возможен только при содействии определенных элементов внутри самой „Компании южных морей". Компания представляет собой кусок тухлого мяса, кишащего червями».
Я провел над рукописью не менее часа в попытке найти место, где
В кофейне царила та же толчея, что и накануне. И хотя это было не столь приятное место по сравнению с борделем, куда приглашал меня мой нетрезвый шотландский друг, я пришел к выводу, что на бурлящей жизнью Биржевой улице тоже есть на что поглядеть. Я сел за столик, заказал кофе и стал листать свежие газеты.
Я слушал, как люди кричали, споря о достоинствах той или иной акции. Кто-то громогласно возвещал о намерении купить. Кто-то о намерении продать. Я слышал разговоры на всех существующих языках и по крайней мере на одном мертвом языке. Несмотря на весь этот хаос, я понял, что начинаю понимать кое-что, и мне доставляло удовольствие находиться здесь и немного чувствовать себя евреем-маклером. Было что-то заразительное в здешней суете, где происходили важные события, где кто-то приобретал целое состояние, а кто-то терял все. Мне прежде доводилось бывать во многих кофейнях, где горячо спорили о писателях и актрисах или о политике. Здесь же спорили о деньгах, а результатом этих споров были богатство или бедность, слава или бесславие. Споры в кофейне биржевых маклеров превращались в богатство, слова—в могущество, а планы — в реальность или в то, что выглядело как реальность. Я вырос в мире, где царили сила и страсть. Теперь я оказался среди совершенно иных людей, в чужой стране, где правили не те, кто сильнее, а те, кто умнее и удачливее.
Спустя примерно три четверти часа я заметил клерка моего дяди, мистера Сарменто, в окружении незнакомых мне людей, которые с жаром обсуждали свои дела. На столе было разложено множество бумаг, и некоторые внимательно их читали. Это продолжалось какое-то время, а потом все с довольным видом разошлись.
Сарменто ничем не выдал, что заметил меня, но, когда он закончил свои дела, свернул бумаги и подошел к моему столику.
— Могу я к вам присоединиться, мистер Уивер? — спросил он бесстрастным тоном и с непроницаемым лицом.
В нем ничего не осталось от щенка, который скакал за мистером Адельманом в доме моего дяди. Передо мной был человек, который смотрел на жизнь как на череду больших или меньших испытаний.
— Буду чрезвычайно рад, — сказал
— Не могу представить, что могло привести вас в эту кофейню, — сказал он рассеянно, — Думаете заняться фондами?
— Да, — холодно сказал я. — Собираюсь вот переквалифицироваться в брокера.
— Вы шутите, а на мой вопрос так и не ответили. Я отхлебнул кофе.
— А вы как думаете — зачем я здесь, мистер Сарменто?
Было видно, что вопрос поставил его в тупик.
— Я не думал, что у вас хватит смелости говорить об этом открыто. Я никогда не позволял себе обсуждать дела мистера Лиенцо, но надеюсь, вы будете тактичны ради него. Надеюсь, вы не забыли, из какой вы семьи.
По выражению лица Сарменто было трудно понять, что у него на уме, но выглядел он удовлетворенным, словно ему удалось решить трудную головоломку.
— Что вам известно об этом деле? — спросил я осторожно. Я подумал, что, может быть, мне удастся выудить из него что-нибудь, сам не зная что. Единственное, что я знал наверняка, — это то, что он не доверяет мне так же, как я не доверяю ему. И этого было достаточно, чтобы не останавливаться.
— Уверяю вас: я знаю достаточно. Возможно, даже больше, чем положено.
— Я бы тоже очень хотел знать больше, чем мне положено, — сказал я как можно спокойнее.
Сарменто также улыбнулся. Улыбка вышла кривой и нелепой, как у человека, который был от природы лишен способности радоваться.
— Я не верю, что вы решитесь на это. Знаете, мистер Уивер, что я думаю? Я думаю, что ваши амбиции не соответствуют вашим способностям.
— Весьма благодарен за столь лестное мнение обо мне. — Я слегка поклонился.
— Что это с вами? Неужели мы будем уподобляться англичанам с их вежливостью? Нам это не по стати, все эти «вы делаете мне честь» и «я к вашим услугам» — сплошная чушь. Мы говорим, что у нас на уме.
Мысль, что я веду себя как англичанин, что выдаю себя за того, кем не являюсь, полоснула, как серпом. А подумав, что Сарменто принадлежит к моей расе, я едва ли не устыдился. Это было странное чувство, поскольку я привык воспринимать себя как еврея в глазах англичан, привык слушать, что англичане вокруг меня говорят о евреях, и думать, как я должен реагировать на их слова. И еще одно. За последние десять лет я редко думал о себе как о еврее по отношению к другим евреям. Слова Сарменто заставили меня пережить новое чувство, заставили меня защищаться, будто я был членом какого-то клуба и хотел, чтобы его туда не принимали.
— О чем вы хотели бы поговорить, мистер Сарменто? — наконец сказал я.
— Расскажите, о чем вы тогда беседовали в экипаже мистера Адельмана.
Я сжал руки, делая вид, что погрузился в размышления. Я действительно погрузился в размышления, но мне хотелось произвести впечатление умного человека, тогда как на самом деле я был в растерянности.
— Сначала, сударь, вы говорите о моих делах с мистером Лиенцо, теперь интересуетесь моими делами с мистером Адельманом. Вас интересуют все мои дела или есть такие, которые не вызывают вашего интереса?