Заговор генералов
Шрифт:
Глава четвертая
27 августа
Обращение ЦК РСДРП (б) к рабочим и солдатам Петрограда. Темными личностями распускаются слухи о готовящемся на сегодняшний день выступлении, организуемом якобы нашей партией. Центральный Комитет нашей партии призывает рабочих и солдат не поддаваться на провокацию, сохранить полную выдержку и спокойствие, не предпринимать сегодня никаких выступлений.
Центральный Комитет РСДРП
Из телеграммы министра иностранных дел Терещенко
дипломатическим представителям в Париже, Лондоне,
Вашингтоне,
...Ряд мер по обороне Петрограда и наведение в нем и в окрестностях порядка находятся в стадии, близкой к осуществлению... В отношении военной программы совместная работа Военного министерства и Ставки вполне налажена... Цель правительства Керенского прекратить во что бы то ни стало то фактическое состояние перемирия, которое весной позволяло переброску войск неприятеля с нашего на французский фронт, вполне достигнута.
1
Вчера вечером Антон, едва переступил порог "Астории" и назвал свою фамилию портье, как тот - внушительный, с седой скобелевской бородой, похожий на сановника, - с почтительностью протянул ему ключ от номера. На бирке значилось: "23".
По белой мраморной лестнице Путко поднялся на второй этаж. Площадка второго этажа образовывала холл с двумя массивными колоннами в центре. Мягкая низкая мебель. Ковры. В нишах - бронзовые скульптуры. Картины в золотом багете, бра на стенах, хрустальные люстры, китайские вазы на подставках красного дерева... Его номер был в левом отсеке вторым от холла. Белая резная дверь с бронзовой ручкой и овальным оконцем, застекленным и затянутым изнутри зеленой шелковой шторкой.
В левом отсеке были комнаты с номерами от девятнадцатого до тридцать пятого. Путко прошел вдоль полутемного коридора. Из-за дверей доносились голоса. "Заполняется коробочка..."
Он отпер дверь своего номера. В комнате было две кровати. Обе нетронутые. Он принял душ и, едва коснувшись головой подушки, заснул.
– У ты, ёшь-мышь двадцать!
– разбудил его на рассвете зычный голос. Еще не открыв глаз, не увидев, Антон узнал: Шалый!
– Хо-хо, Тимофей Терентьич! Вот так встреча!
Тут же вспомнил, зачем здесь он, а значит, и есаул. Но, посмотрев на вошедшего, с трудом признал в нем бравого казака-рубаку: громадный краснорожий и красноволосый детина, усы ухарски закручены кольцами - однако ж одет! Лакированный козырек картуза надвинут на самые брови; косоворотка, белая на черных пуговицах; замусоленная куртка, брюки заправлены в сапоги с отворотами. Слободской рубаха-парень, да и только!..
– Артиллерист?
– признал Шалый, - Антон Владимирович?
Глаза его были налиты кровью, из пасти напорно несло перегаром, а в руке была еще не откупоренная бутыль этак в полведра. Он с маху поставил ее на стол. Путко подивился, как она не разлетелась вдребезги.
– Не признать! Казачий офицер, георгиевских и прочих орденов кавалер и вдруг в картузе!..
– Ишь ты, едрена вошь!..
– Тимофей тяжело опустился на кровать, продавив пружины.
– А ты чего напялишь: может, бабские панталоны?.. Насмехается!.. Не в тряпках дело - в душе, которая горит и жаждет!
Он выдвинул из-под кровати чемодан, открыл, достал металлические стаканчики:
– Опохмелимся, - разлил из бутыли водку.
– Жжет!.. А ты тоже, значит, с трусцы-рысцы на галоп перешел?
– протянул Антону стаканчик.
– Натощак не принимаю.
– Была б честь предложена. Ну, бывай!
– казак выпил, крякнул, отер усы кулачищем. Вспомнил с пьяной обидой: - "Картуз"! Ежели сам председатель совета "Союза казачьих войск" атаман Дутов рабочую робу надел, так и мне не зазорно!
– Да неужто сам Дутов?
– Шалый николи не брешет! Видел своими гляделками, вот те крест! Под большевика-агитатора речи произносит - как язык не занозил?.. Да и я-т под сицилиста, мать его!.. И ты, артиллерия, не выкобенивайся - маршируй в двадцатую: там тебя переобмундируют и переименуют, будь здор-ров!..
Действительно, надо было объявляться. Поручик привел себя в порядок, натянул офицерскую гимнастерку с крестами:
– В двадцатой, говоришь, наши отцы-командиры?
– Иди-иди на рысях!..
За спиной Антона снова забулькало. Он постучал в дверь двадцатого номера. Услышал:
– Войдите!
Это утро приготовило ему еще одну встречу, куда более неожиданную, чем с Тимофеем Шалым: мужчина, поднявшийся с дивана, был не кто иной, как Олег Пашков - его однокурсник по Технологическому институту и близкий приятель, оказавшийся, как Антон узнал позднее, секретным сотрудником охранки. Они не виделись с седьмого года. Позже Антон слышал, что Олег благополучно окончил Техноложку, получил должность в правлении путиловских заводов, преуспел. А что известно Дашкову о нем?..
Бывший однокурсник глядел на вошедшего офицера выжидательно, не узнавая. Он тоже был обряжен то ли под приказчика, то ли под мастерового. "Пашков, как и Шалый, был рыжий. Со светлыми, навыкате глазами, с не принимающей загара красной, в конопатинах физиономией. Он почти не изменился со студенческих лет.
Антон решил первым перейти в наступление:
– Не признаешь, Олег... как тебя там, Иваныч, что ли?
– Не может быть} - пригляделся Лашков.
– Неужто ты, чертов сын?.. Ух ты, какой стал! Медведище!
– Вот через сколько лет довелось...
– Антон свободно сел.
– Слышал, слышал, как же! Чуть не в управляющие у Путилова вознесся!
– Ну, не так высоко. А все же. Ты-то где пропадал все эти десять лет? Как в воду канул.
"Ага, не знает!.."
– Так я ж, как уехал тогда во Францию, так и заканчивал в Париже. Потом пригласили в фирму "Бразье - Белвилль", так у них и застрял до самой войны.
– О, Пари, о, Пари!..
– напел Олег. Он казался таким же беспечным, как в те давние времена.
– Вернулся, чтобы сражаться за отечество?