Заговор генералов
Шрифт:
– Не совсем. Всюду только речи говорят. А где дело?
– Тоже понимать надо: дорвались до вольного слова - не надышатся.
– Оно-то так. Только одни говорят от сердца, а другие - для маскировки. Каждый: "народ!", "свобода!", "революция!", "демократия!" Все нацепили красные банты! А кто же тогда еще вчера в красный цвет стрелял, как в мишень? Для кого наш флаг был что для разъяренного быка? А нынче банты, кокарды, бутончики! И все голосят: "Товарищ, товарищ!" Кто кому товарищ? Боюсь, могут так задурить голову словами, что потом не скоро этот мусор из нее вытрясешь.
– Точно!
– согласился Василий.
–
– Пригладил растрепанную бороду.
– Ты прав: каждый гнет свою линию. Мы в подполье еще с конца прошлого года понимали: развязка приближается. Знали, что события начнутся здесь, в Питере. Оно и понятно: полмиллиона пролетариата... Ты с какого года в партии?
– Начинал в пятом, приняли в седьмом.
– Ноздря в ноздрю, - удовлетворенно гмыкнул Василий.
– Тогда установку нашу знаешь. Она прежняя: расшевелить, раскачать, взбудоражить народ лозунгами борьбы против войны, дороговизны, монархии. Вовлечь массы. Царь бросит против народа армию. Это разложит войско. Привлечение армии на сторону народа - вот один из важнейших вопросов. Кое-кто думает, что сможем обойтись боевыми дружинами. Нет, кишка тонка. Пятый год показал, что на данный момент самое главное - за кем пойдет армия. За нами или за ними.
– Знаю. Ленинская установка. Но ты думаешь, они этого не понимают? Одни говорят речи, а другие, я уверен...
– Ну что мы друг друга убеждаем: брито-стрижено?
– рассмеялся Василий.
– Все верно! Сегодня с утра в Совдеп и к нам в штаб восстания прибежали ребятишки из разных частей: офицеры вернулись в казармы, водворяют прежние порядки, требуют сдать оружие.. И не самочинно требуют - по распоряжению Временного комитета Думы. Уже и в город выходить - с особого разрешения. Родзян-ко полагает, что все закончено: вывеску сменили, а лавочка осталась та же.
– Вот видишь!
– снова начал злиться Антон.
– А мы...
– Слышал?
– оборвал его, рассмеялся Василий.
– Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с "Марсельезой" ! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы - великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: "Хабалов идет! Хабалов идет!.." Тут такая паника поднялась! Одни "избранники" под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в "министерском павильоне" сидит.
Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:
– Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все - от Пуришкевича до кадетов. А главное - офицерство. На стороне Совдепа - солдаты и пролетариат.
– Так это же сила!
– воскликнул Путко.
– Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.
– Ишь ты какой шустрый!
– Василий склонил голову набок, словно бы стараясь получше разглядеть заявившегося к нему умника.
– Я тоже до ранения на фронте был. Тоже, разрешите представиться, подпоручик саперного батальона. На передовой, сам знаешь, всегда кажется, что главный бой на твоем участке. Если ты идешь в атаку, значит, вся армия наступает; смазываешь пятки - ну конечно же вся армия драпает.
– Точно!
– теперь уже улыбнулся Антон.
– Но по сей день фронты и вся действующая армия еще не сказали своего слова. Еще только начинает раскачиваться Москва. Слухи самые разные. А наиглавнейшее - сам наш Совдеп...
Василий резко махнул рукой:
– Мы ждали этих дней и, когда началось, покатилось, готовы были возглавить движение. На утро двадцать шестого назначили пленум Петроградского комитета, чтобы окончательно определить тактику и стратегию. А в ночь на двадцать шестое охранка почти всех членов комитета замела. И в "Кресты". Я тоже попал. Молодцы выборж-цы - взяли на себя обязанности комитета. Но по неопытности, а может, и наоборот, из-за верности принципам...
– он в сомнении пожал плечами, - допустили оставшиеся на свободе братишки одну промашку. Когда восстание началось, они бросились на заводы, на фабрики, в казармы - к народу. А эсеры и меньшевики - сюда, в Таврический. И сразу давай создавать Совет! И давай захватывать в нем места! Сейчас во всем Совдепе наших товарищей-большевиков - всего двое-трое. А вся верхушка - их. Вот смотри: председатель Совета Чхеидзе меньшевик, товарищ председателя Скобелев - меньшевик, второй товарищ председателя Керенский - трудовик, со вчерашнего дня примазавшийся к эсерам. И остальные - пальцев не хватит, той же масти шатия-братия. Не то чтобы воевать с Родзянкой - сами к нему лобызаться бегают. Керенский даже наплевал на решение Исполкома Совдепа и решил стать министром в новом правительстве, которое Родзянко сейчас хочет слепить. Говорят, что и для Чхеидзе кресло в Мариинском дворце подобрали. Но мы свою линию гнем. За каждую букву в решениях Совдепа грыземся.
Он достал часы:
– Сейчас снова будем заседать. Оч-чень важное будет заседание! Ты оставайся пока здесь за меня. Будут приходить солдаты из частей, давай им нашу литературу, пусть берут, сколько унесут, - Василий показал на стопки листков, уложенные на полу вдоль стены.
– И сам почитай: это наш манифест "Ко всем гражданам России" и листовка "Настал час освобождения".
Взял со столика, за которым курсистка терзала "ундер-вуд", узкие полоски бумаги:
– Это мандаты штаба восстания на право входа в казармы гарнизона. Выдавай только нашим, большевикам.
По районам начали создавать отряды рабочей милиции. Вот мандаты на получение оружия в арсеналах. Тоже смотри в оба, кому даешь. С минуты на минуту начнут приходить делегаты от рот, всех направляй в Белый зал, на заседание. Действуй!
За ночь Антон не сомкнул глаз. Как опустился на стул, освобожденный Василием, так и не поднялся: со всех сторон наседали; принимать решения надо было немедленно.
Василий забежал - вечер это был или уже ночь?
– радостный, осипший, словно еще больше похудевший:
– Сдвинули! Мы с первого дня требовали, чтобы в Совдепе были не только рабочие, но и солдатские депутаты. Оборонцы во главе с Чхеидзе артачились: мол, агитация распространится и на армию. А нам этого только и нужно. Добились! Солдатская секция создана и отныне Совдеп - Совет рабочих и солдатских депутатов!.. А теперь мы там такую пулю отливаем Родзянке! Бьет наповал! Не пуля - снаряд!..
И снова исчез.
Под утро пришел, качаясь от усталости, с еще влажным номером газеты "Известия Совета Рабочих и Солдатских Депутатов".