Заговор генералов
Шрифт:
– Как и Наполеон, тоже два способа. Первый - придумать такой лозунг, который задевал бы за сердце даже самого темного солдата. Скажем...
– он почмокал сочными губами.
– "Через горы трупов русских героев ты протягиваешь братскую руку убийце-врагу!" А?
– Воюют не словами.
– Имеется и второй способ. Более радикальный. Скажите, ваше высокопревосходительство, июльское отступление было нам во вред или на пользу?
– Что значит: "на пользу"?
– с подозрением посмотрел на ординарца Корнилов.
– Армия потеряла больше ста пятидесяти тысяч штыков! Отдала противнику обширные территории и огромные трофеи!
– Зато вы, Лавр Георгиевич, стали главковерхом, на фронте введена смертная казнь, а главное - мы разделались
– Н-не понимаю, - Корнилов пригнул голову, будто собираясь боднуть своего собеседника.
– Не понимаю.
– Когда и где ожидается ближайшее наступление неприятеля?
– Возможно, в Румынии. Скорей, здесь, под Ригой.
– Оно-то и может стать вторым и решающим сигналом. Но к этому разговору, ваше высокопревосходительство, мы еще вернемся.
Завойко старательно щеткой стряхнул пылинки с сукна стола.
Глава седьмая
9 августа
1
И снова на Спиридоновке говорили-говорили. Похоже было, что каждый из трехсот господ, собравшихся в особняке Рябушинского, жаждал щегольнуть красноречием.
– Народ-богоносец, великий в своей простоте, подпал под власть утробных материальных интересов!..
– Старые связи, коими Россия держалась, рассыпаны, а нового ничего не создано!..
– Мы, как представители партии, всегда защищавшей принципы государственности и законности, полагаем, что...
– Попытка поставить революцию выше России оказалась гибельною!..
Запомнить, кто именно и что изрекает, Антон был не в силах. А надо бы. Он достал блокнот и начал записывать, как когда-то на лекции. "Князь Трубецкой: Необходима сильная национальная власть... Шульгин: Ныне у нас не монархия и не республика - государственное образование без названия!.. Генерал Брусилов: От имени офицерского корпуса я заявляю..."
Милюков легко дотронулся до его руки:
– Вас не ангажировала какая-нибудь газета, мой юный друг?
– Мы, все собравшиеся, договорились не выносить из избы...
– Нет, Павел Николаевич, - пряча блокнот, ответил поручик.
– Это для себя. Столько знаменитых лиц. А в голове полнейшая сумятица.
Профессор негромко, даже не размыкая губ с зажатым в них мундштуком трубки, засмеялся. Отнял трубку:
– Вы когда-нибудь в Русском музее разглядывали, ну, скажем, Верещагина или Коровина вот так?
– он поднес ладонь к самым глазам.
– Хаос разноцветных мазков. А отойдите на десяток шагов от полотна - эпическая картина!
И на второй день профессор все так же сидел в дальнем углу, рядом с Антоном. Лишь после выступления генерала Алексеева, потребовавшего "оздоровления армии", он снова попросил слова:
– Мы услышали речь, исполненную глубокой государственной мудрости, сказал он, но тут же и смягчил требования генерала, придав им обтекаемость, и заключил: - Единственная подлинно культурная сила, созданная русской историей, - это ее надклассовая интеллигенция.
Вождь кадетов в близком общении казался деликатным скромным старичком. За эти неполные два дня у Пут-ко и Милюкова установились приятные взаимоотношения. Может быть, седовласому профессору импонировало знакомство с офицером-фронтовиком, если и не самым молодым среди собравшихся, то конечно же самым младшим в чине?.. Покровительствуя, Павел Николаевич в то же время держал себя с поручиком корректно, сам был готов на мелкую услугу. Оказалось, что он тоже снял номер в "Национале", и они по возвращении вчера со Спиридоновки даже поужинали вместе. Профессор расспрашивал об армейском житье-бытье, с грустинкой вспоминал свои собственные младые лета, знакомство с отцом Антона, Владимиром Евгеньевичем. Да-да, он знает, что мать Антона вторично вышла замуж. За барона Том-берга. Он и с бароном в давней дружбе, а Ирина Николаевна - очаровательнейшая женщина, право слово - звезда Пальмиры. Очень жаль, что он раньше не был знаком с ее сыном. И очень жаль, что баронесса и барон в столь продолжительном отъезде: и при нынешнем правительстве барон выполняет важную миссию при штабе союзников... А может быть, оно и к счастью, что они пережидают это смутное время в цивилизованной Европе... Профессор за ужином выпил лишь бокал сухого вина, зато окутал Антона клубами благоуханного табачного дыма.
Перед перерывом на обед председательствующий Род-зянко предложил послать приветственную телеграмму генералу Корнилову:
– Если не будет возражений, господа, такого содержания: "Совещание общественных деятелей приветствует вас, верховного вождя русской армии. Совещание заявляет, что всякие покушения на подрыв вашего авторитета в армии и России оно считает преступлением и присоединяет свой голос к голосу офицеров, георгиевских кавалеров и казачества. В грозный час тяжелого испытания вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой и верой. Да поможет вам бог в вашем величайшем подвиге по воссозданию могучей армии и спасения России".
Стены зала дрогнули от рукоплесканий. Антон уловил даже звон хрустальных подвесок в люстрах.
"Пестрые мазки?.. Похоже, что "художник" завершает свою картину..." Путко отказался от обеда, накрытого в соседних залах, и поспешил в город. По пути он зашел в свой номер. Вошел щеголеватый, бравый офицер, а вышел в коридор, улучив минуту, "шпак" в пушкинской шляпе и макинтоше. Позаботиться о маскировке Антону посоветовал еще в Питере перед отъездом Василий.
Штаб-квартира большевиков, как сказал Феликс Эд-мундович, находится в гостинице "Дрезден". Совсем не исключено, что гостиница под особой опекой военной и прочей контрразведки, а до поры до времени Антон ни в коем случае не должен "засветиться". Как же быть?..
"Дрезден" он нашел без труда, но медлил входить. Может быть, отправиться в Московский Совдеп? Это совсем рядом, на Знаменской...
И тут его внимание привлек мужчина, резко распахнувший дверь гостиницы и быстро зашагавший по тротуару. Щуплый, рыжеватые поредевшие волосы, усы торчком. Усов тогда не было. Но это он!.. Путко, нагоняя, устремился следом. Мужчина словно бы почувствовал. "Говорили, у него глаза и на затылке". Мужчина задержался у витрины. Известный прием: следит за отражением в стекле. "Точно, он!"
Путко подошел и за спиной сказал:
– Здравствуйте, товарищ Пятницкий! Мужчпна оглянулся:
– Что вам угодно?
– Пригляделся: - Да никак Владимиров?
– Усы его задорно ощетинились.
– А я уж решил: что за болван шпик?
– Оглядел его фатовской наряд.
– Откуда и куда?
– Разрешите представиться: бывший каторжник второго разряда, ныне командующий отдельной штурмовой батареей! В данный момент снова прибыл лично в ваше распоряжение от товарища Юзефа!
Выпалил, вытянувшись в струнку, одним духом, вложив в тон и слова радость встречи, тепло воспоминаний о давней их дружной работе: осенью одиннадцатого года уполномоченный Российской организационной комиссии Серго Орджоникидзе, после того как в империи вся работа по подготовке общепартийной конференции была завершена, приехал вместе со своим помощником Антоном Путко в Лейпциг, к главному "транспортеру" партии Пятнице - и с того дня Антон на несколько месяцев стал помощником "транспортера" в переправке делегатов конференции через границу. Вместе с ним приезжал он и в Прагу, - в тот самый Народный дом чешских социал-демократов, где потом, в январе двенадцатого, и состоялась конференция. Именно в то время Пятница познакомил Антона и с товарищем Юзефом - Феликсом Эдмундови-чем Дзержинским... Удивительно переплетены судьбы революционеров!.. Сейчас Антон внимательно вблизи разглядывал товарища. Изменился. Выше поднялись залысины. Выбелило виски, глубже утонули светлые глаза, больше морщин. И новинка - бульбовские усы - тоже в проседи. Лицо смуглое, но с оттенком той сероватой бледности, какую налагает тюрьма. А вот - узнал!..