Заговор королевы
Шрифт:
— Вполне в этом уверен, — отвечал Жуаез, — но думаю, что внимание его величества не так для нее приятно, как было бы для вас. Я полагаю, ее мысли принадлежат Кричтону.
— Фи! — возразила Ториньи. — Я не думаю этого. Она не настолько глупа. Неужели же из-за любви к Кричтону она будет отказывать в своих улыбках другим? Прекрасный шотландец не олицетворяет собой верности, как он олицетворяет рыцарство. Он весьма чувствителен, как вы сами знаете, к всемогущим прелестям нашей августейшей повелительницы. Вещь совершенно понятная.
— Ваши рассуждения вполне убедили меня, сударыня.
— Кавалер Кричтон
— Непреодолим. Вы кое-что об этом знаете, сударыня…
— Вы позволяете себе дерзости, виконт.
— В добрый час. У вас восхитительные глаза, сударыня. Итальянцы славятся самыми черными глазами на всем свете, а флорентийцы — самыми черными во всей Флоренции. Я пью полный стакан кипрского в честь ваших прекрасных глаз.
— Ваша Франция прослыла нацией льстецов, — возразила, смеясь, Ториньи, — а виконт Жуаез — совершеннейший льстец во всей Франции. Со своей стороны пью за ваше здоровье, виконт. Впрочем, — продолжала остроумная флорентийка полушутливым-полусерьезным тоном, — я бы не отказалась от положения Эклермонды.
— Право! — отвечал Шико, услышавший последние слова. — Видали и более странные вещи.
В эту минуту в зал вошла Маргарита Валуа. При ее появлении возникло легкое движение, но прекрасная королева заняла свое место рядом с Генрихом, не обратив на себя его внимания.
— Ваше величество чувствует себя не совсем хорошо? — с участием спросил Брантом, увидя мрачный взгляд королевы.
— Нет, нет, — отвечала Маргарита, — я здорова, господин аббат, совершенно здорова.
— Не смею противоречить вашим словам, но простите меня если я повторю, что ваша наружность не соответствует им..
— Ваше величество, позвольте мне обратить ваше внимание на этот бульон a la cardinal, — сказал Вилькье. — Ронсар признает его вполне католическим. Вы не пожелаете оспаривать его слов, и я был бы еретиком, если бы усомнился в них. Прикажете, государыня?
Маргарита отклонила это предложение маркиза и осмотрела присутствующих. Кричтона не было в числе гостей.
— Слава Богу, его здесь нет, — вскричала королева, против воли высказывая этим свою мысль, и глубоко вздохнула, как будто с ее сердца свалилась большая тяжесть.
— Кого нет здесь? — спросил, оборачиваясь, Генрих. В эту минуту Шико вдруг бросился вперед.
— Мне кажется, дядюшка, — сказал он, фамильярно кладя свою руку на плечо короля, — что вы нуждаетесь в каком-либо возбудительном средстве, вам чего-то недостает, чтобы дать толчок вашему уму и остроты вашему вину. Что прикажете предложить вам? Не желаете ли песню? У меня есть для вас редкостные стихи на третью свадьбу герцогини д'Узес, Пантагрюелическая легенда на заточение перед конклавом папы Иоанна и песня на победу сатаны над попом Феагеландом. Если же вам это не по вкусу, то не приказать ли мне моему приятелю Сибло расцеловать розовые губки самых стыдливых из этих дам, начиная с девицы Ториньи, и потом исполнить разные прыжки на этом самом столе, под веселый аккомпанемент стаканов. Или — если вы в веселом настроении духа — не угодно ли вам распорядиться, чтобы мэтр Самсон принес знаменитый кубок, веселые девизы и очень смешные изображения которого обыкновенно доставляют столько удовольствия нашим фрейлинам, извлекают из них такие радостные восклицания, а между тем этот
— Кузен Брантом, — сказал, улыбаясь, Генрих, — наш шут клевещет на вас.
— Нет, — возразил со смехом Брантом, — я не боюсь признаться, что кубок, о котором говорит этот бездельник меня немного позабавил, хотя по соображениям благопристойности я должен противиться, чтобы его приносили в настоящем случае.
— Благопристойность! — повторил с насмешкой Шико. — Это слово великолепно звучит в устах аббата де Брантома. Ха! Ха! Ха! Которую из трех наград желаете вы иметь, приятель? Песню, поцелуй или кубок?
— Песню, дружище, — отвечал Генрих, — и чтобы она была подправлена остротами, иначе ты не получишь меду из рук Самсона.
— Остротами? — повторил Шико с комической гримасой. — Мои слова будут острее самого перца.
И с видом импровизатора Шико начал свою песню.
— Большое тебе спасибо, — сказал Генрих, когда шут остановился, скорее для того чтобы перевести дух, чем от невозможности продолжать свою затею, — ты достойно заслужил свой кубок меда, хотя бы уже за одно то, что отдал в своей песне справедливость Эклермонде, которая, как ты верно выразился, затмевает всех. Но, именем Богородицы, господа, не надо забывать Бахуса ради Аполлона. Самсон, подай лучшего кипрского, я предложу тост.
Все стаканы были подняты кверху, все глаза устремлены на короля.
— За здоровье той, которая соединяет в себе все совершенства своего пола! — произнес Генрих, опорожняя стакан. — За здоровье прекрасной Эклермонды.
— За здоровье прекрасной Эклермонды! — повторил каждый гость, чокаясь со своим соседом.
Среди суматохи, произведенной этим тостом, Кричтон вошел в залу. На минуту взгляд его встретился со взглядом Эклермонды, и как ни был быстр этот взгляд, он наполнил их сердца целым роем горестных и страстных ощущений. Между тем Кричтон занял назначенное для него место рядом с Маргаритой Валуа, в то время как разговор продолжался своим чередом.
— Осмелюсь спросить у вашего величества, — сказал Брантом голосом, доказавшим, что выпитое им кипрское вино произвело отчасти свое действие на его мозг, — каковы в точности ваши понятия о красоте. Оценивая по достоинству ясные глаза и косы цвета гиацинта, я не могу (при этих словах он устремил на Маргариту такой же упоенный взгляд, каким был взгляд Септиена на Акмею), говорю я вам, признать их превосходство над глазами черными, как ночь, и над волосами блестящими, как крыло ворона. Без сомнения, оба вида красоты имеют свои совершенства, но, вероятно, вашему величеству неизвестны тридцать свойств, необходимых для совершенства красоты, иначе вы бы никогда не отдали пальму первенства блондинке.
— Ты просто еретик, кузен, — отвечал со смехом король, — но мы сознаемся в нашем неведении относительно твоих "тридцати необходимых свойств". Поведай их нам, и мы увидим, насколько наше мнение сходится с твоим.
— Мне передала их одна красивая донна из Толедо, — отвечал Брантом, — города, изобилующего прелестными женщинами, и хотя мне не случалось, кроме одного раза, — добавил он, снова глядя на Маргариту, — встретить полное собрание таких совершенств, но я могу уверить, что в розницу встречал их все.