Заговор корсиканок
Шрифт:
– Пока ни единого, вот только…
Оноре вскинул голову:
– Только – что?
– Шесть месяцев назад Пьетрапьяна арестовал жену Кабри за мошенничество и шантаж. Она все еще за решеткой.
– Ну и что?
– Кабри поклялся отомстить за свою супругу Анаис.
– Кабри… Кабри… Это парень из банды Консегюда, верно?
– Можно сказать, правая рука.
– Ладно. Позвоните и распорядитесь, чтобы обоих бандитов притащили ко мне в кабинет, да поживее.
Пока Кастелле передавал приказ, комиссар прощался с Анджелиной.
– Не жди меня, мамочка. Вряд ли я вернусь до завтрашнего утра. Но, клянусь тебе, если Кабри и Консегюд замешаны в этом преступлении, я заставлю их жестоко раскаяться!
Как только мужчины уехали, благочестивая Анджелина стала молиться о спасении душ соотечественников, но, будучи еще и корсиканкой, не забыла попросить Всевышнего помочь ее мужу отомстить за невинные жертвы.
Пьетрапьяна приехали из Корте. Семья перебралась на континент, точнее, в Ниццу, более полувека назад, надеясь сколотить состояние. Доминик был портным. Мечты о богатстве не сбылись, и в конце концов нужда заставила его поселиться со всеми домашними в старом городе, на улочке у самого подножия Замковой горы. Насмешники прозвали эту часть города «малой Корсикой», поскольку жили там лишь переселенцы – островитяне, преуспевшие в жизни не больше Пьетрапьяна. Из всех детей, родившихся в этих старых семьях за долгие годы борьбы с неудачами, только Антуан, единственный сын Доминика и Базилии, остался с родителями. Получив звание офицера полиции, он сразу женился на своей землячке, Анне Баттини, с которой познакомился в отпуске. Анна достаточно любила мужа, чтобы согласиться жить в очень трудных условиях. На жалованье Антуана приходилось не только воспитывать троих детей, но и помогать старикам не умереть с голоду.
Как только выпадала свободная минутка, Сервионе, покинув уютную квартиру на бульваре Римбальди, отправлялись в «малую Корсику» повидать земляков. Во-первых, Пьетрапьяна – как уроженцы Корте, тс были им ближе всех. Затем – самых старых, бастийцев Поджьо. Старому Шарлю уже стукнуло восемьдесят, а его жена Барберина недавно отпраздновала семьдесят восьмой день рождения. Они кое-как перебивались благодаря тому, что все корсиканцы в Ницце считали своим долгом поручать ремонт часов только старику Поджьо. Потом Сервионе навещали бакалейщиков Жана-Батиста и Антонию Мурато, выходцев из Бонифачо. Обоим перевалило за семьдесят, но по сравнению с Поджьо они считались молодыми. Следовало заглянуть и к Паскалю и Коломбе Пастореччья, родившимся в Аяччо три четверти века назад в одном и том же месяце. Пастореччья держали небольшую колбасную лавочку, где можно было купить главным образом паштет из дроздов, фигателли, бруккьо [1] , «Ньоло», а порой и несколько бутылок «Орсино». Последними в списке значились Амеде и Альма Прато из Порто-Веккьо (семидесяти восьми и семидесяти шести лет от роду). Эту пару спасало от голодной смерти только то, что Амсде чинил старую обувь, а Альма оказывала медицинскую помощь беднейшим семьям округи.
1
Корсиканские блюда. – Примеч. перев.
Сервионе по мере возможности поддерживали этих несчастных, чьей судьбой не слишком интересовались даже их собственные дети. И теперь Анджелина с тревогой думала, что станется со старой Базилией и тремя малышами Антуана.
В ущелье Вилльфранш, в крошечном садике у лачуги, которую снимали Пьетрапьяна, комиссар Мюра объяснял коллеге:
– Похоже, Пьетрапьяна играли в шары, когда неожиданно нагрянули те…
– Вы уверены, что их было несколько?
– Судя по следам, по меньшей мере трое… Приехали на машине. Никакой борьбы, по-видимому, не было – все слишком быстро кончилось. Стреляли, очевидно, из автоматов… Пули уже нашли…
– И нет ничего, что могло бы навести нас на след преступников?
– Увы…
– А где бабушка?
– В хижине, с малышами.
– Как она?
Мюра молча пожал плечами. Но Сервионе продолжал настаивать:
– Она не видела убийц?
– Уверяет, будто нет.
– Будто?
– У меня такое впечатление, что мадам Пьетрапьяна молчит от страха.
– Я ее понимаю. Если только тс, другие, узнают…
– Разумеется…
– Ладно. Пойду поговорю с ней.
Бабушка Базилия неподвижно сидела на стуле возле печки. Маленькая Роза играла с куклой у ее ног, а двое детей постарше, Жозеф и Мария, что-то строили.
Когда вошел комиссар, Базилия подняла голову и по морщинистым щекам заструились слезы.
– Бедная моя Базилия, – сдавленным от волнения голосом пробормотал Сервионе.
В ответ старуха лишь покачала головой. Комиссар взял стул и уселся напротив.
– Расскажите, – шепнул он, крепко сжав ее сморщенные руки.
– Зачем?
– Я должен знать, Базилия, чтобы заставить их уплатить по счету.
– Это не вернет мне убитых…
– Само собой, но я не хочу, чтобы они ушли неотомщенными! Вы знаете, как я их всех любил?
– Знаю…
– Тогда расскажите…
Немного помолчав, старуха начала:
– Антуан, Доминик и Анна играли в шары. А мы с малышами пошли в лесок собирать травы… И вдруг я услышала стрельбу… В первые минуты до меня не дошло… Никак не думала, что это нас касается… Мало ли кто может стрелять… И только увидев всех троих… лежащих рядышком, в крови… я поняла, что случилось… О, эта кровь! До самой смерти она будет стоять у меня перед глазами!
– И что вы сделали?
– Сначала заперла малышей в доме – незачем им помнить такое. А потом пошла поглядеть на них, бедняжек… Все умерли… и кровь текла отовсюду… Не знаю, как я с ума не сошла… Думаю, только из-за детей… Теперь у них одна я. Это и помешало мне наложить на себя руки. А потом пришли люди… начали кричать. Тела закрыли брезентом, а женщины увели меня в дом… Очень славные люди… До приезда полиции они возились с малышами… И звонить поехал тоже кто-то из них… Вот и все.
– Базилия, – вкрадчиво проговорил Сервионе, – я не думаю, что вы рассказали мне всю правду.
– Почему?
– Я вас слишком давно знаю.
– Не понимаю…
– О нет, прекрасно понимаете! Вы же видели бандитов, не так ли?
– Нет!
– А я уверен в обратном… А если бы я вам сказал, что среди негодяев был Фред Кабри?
Старуха чуть заметно вздрогнула, и это не укрылось от комиссара. Теперь он не сомневался, что знает имя по крайней мере одного из убийц.
– В таком случае, вам известно больше моего…
– Нет, Базилия, при желании вы могли бы назвать мне и двух остальных, и меньше чем через час я бы отправил всю троицу за решетку!
– Повторяю вам…
– Ладно, не будем пререкаться, упрямая голова!
Он указал на детей.
– Вы решили молчать из-за них, да?
– У меня больше никого не осталось.
– И вы опасаетесь, как бы, узнав, что вы были свидетелем преступления, убийцы не принялись за малышей?
– Я ничего не видела! Я ничего не знаю!
Сервионе немного помолчал.
– Вы отдаете себе отчет, Базилия, что своим молчанием вы предаете Антуана, Доминика и Анну? – наконец спросил он.
– Я?
– Черт возьми! Разве не вы пытаетесь уберечь убийц от возмездия?
– Я ничего не видела… – упрямо повторила старуха.
Поняв, что все равно больше ничего не добьется, комиссар встал.
– Ладно, но я впервые в жизни вижу корсиканку, не желающую отомстить за своих!
В глазах старухи сверкнула молния, но она так и не проронила ни звука. Оноре вздохнул: