Заговор, которого не было...

Миронов Георгий Ефимович

— А в какой деревне тетка, не сказывай. Понял?

— А матери что?

— Мать у нас покойным отцом вышколенная. Ей что мужик приказывает, то она и исполняет. Ей тоже прикажу всем говорить — к тетке, мол, в деревню срочно уехали. Болеет тетка.

— А сами-то куда? Чего задумал? — с интересом насто­рожился Веня.

— Задумал сделать из тебя настоящего уркагана. Не против?

— Я чего... Я готов. Главное, чтоб «бабки» шли. А за что, мне один хрен. Хоть бы и за кровищу.

— Не боишься крови, братан?

— Своей или чужой?

—А любой...

—

Своей — брезгую... А чужая нравится.

— Весь в меня, — довольно ощерился Роман. — Сразу видать — братан.

— Куда поедем? — вроде как равнодушно, но со скры­тым интересом спросил Вениамин.

— В Астрахань.

— Что так далеко? Кровь пустить и здесь можно.

— Правило первое, братан, — не режь, где живешь. Кровь следы оставляет.

—Так и поехали бы в села, за Волгу, там, говорят, справ­ных мужиков еще немало осталось. Можем пошерстить — найдем что в избах у них...

— А дальше что? Они нас — на колья, на вилы... Не, бра­тан, правило второе — пускать кровь так, чтоб своей не пролить.

— Можно лесника пощупать. Один он на заимке...

— И что возьмешь — пяток беличьих шкурок да старый винтарь? Хотя, конечно, это идея. Винтарь... Обрез — шту­ка хорошая, если на поражение жаканом. Но это потом. А щас «бабки» нужны. И правило третье — вначале думай, как и где продашь взятое, а потом уж — кого и где резать. Понял?

— А может...

—Я сказал Астрахань, значит, Астрахань. Так и будет. Рома умел говорить твердо. Так, что вопросов не воз­никало.

Веня угомонился. Астрахань так Астрахань.

* * *

В ту ночь Веня спал плохо.

Во сне он, кому-то невидимому, раз за разом всаживал острый нож в живот, в шею, сладостно слушая всхлип от крови в ранах и хрипы зарезанного им человека. Заснул он под утро, с улыбкой на губах. А Роман спал без сновидений.

Первая кровь кровных братьев

Планы у них были совершенно разные, и по всем чело­веческим и божеским законам дороги их не должны были бы пересечься.

Ни в чем не был виноват ни перед Богом, ни перед людьми, ни перед своими близкими Ильдар Нуралиев. Бо­лее того, его уважали товарищи по работе, его любила же­на Фарида, его обожали обе дочки и сын, опора и надеж­да семьи — четырехлетний Руслан. Все было хорошо у Ильдара.

Судите сами, водить машину начал еще в школьные годы, до армии уже подрабатывал, заменяя взрослого ра­бочего в автопарке, перегонял по территории парка ма­шины. А в армии служил в автороте в ОБАТО, кто не знает, поясним — в отдельном батальоне аэродромного обес­печения. На каких только машинах ни работал — и на «ско­рой», и на «рафике», и командира батальона подполков­ника Безрученко возил, и бензовоз мотал по аэродрому, и снегоочистительную. Не потому, что на одной не полу­чалось, наоборот, потому, что на всех у него справно вы­ходило. Вот начальство и взяло моду ездить на Ильдаре — приболеет ли водитель, уйдет в запас, уедет в коман­дировку....

Демобилизовался сержантом.

С хорошими характеристиками от командира и зампо­лита пришел в отдел внутренних дел одного из районов Ас­трахани. Взяли, как говорится, с руками и ногами. Сразу старшего сержанта дали. А зарплаты все равно не хватает. Вначале потому, что братья младшие росли, их надо было в ПТУ троих выучить. А потом — женился на красавице, так тоже — дети пошли, деньги нужны.

В тот день Ильдар чувствовал себя нехорошо. А если че­стно, как на духу, так и совсем плохо. Горло болело, и, ког­да сглатывал слюну, оно не хотело пропускать даже такую малость, в зеркале были видны красные гланды, обложен­ные белым налетом. Голова тоже болела. Измерил темпе­ратуру — 38. Жар ломал суставы, тянул прилечь. А позво­лить себе такое удовольствие Ильдар не мог.

Во-первых, если пробюллетенишь, могут срезать пре­мию квартальную, а детям на зиму сапожки, валенки поку­пать надо. Да и не только в деньгах дело.

Ну не мог Ильдар подвести друзей, не выйти на работу. Знал, что такое оставить РУВД одного из самых крими­нальных районов города без водителя.

Так что доковылял он до отделения, погладил свой жел­тый «Москвич-Иж 21251», без всяких там слов «Милиция» и мигалок. Машина была у него, как всегда, в отличном со­стоянии. Только езди...

А ехать ему в тот день ужас как не хотелось. Превозмог себя. Сел за баранку. А потом как-то разошелся. И голова уже не кружилась, когда резко сворачивал из переулков на проспекты и наоборот.

Так что день рабочий прошел нормально.

Возил экспертов на место ограбления.

Возил оперов на предприятия — опрашивали всех, кто работал вместе с подозреваемым в грабеже.

Так, рутинная работа. И без особой опасности.

Ему бы после смены сразу домой, и главное — причина уважительная: температура такая, что польешь из термоса теплым чаем на лоб, наверное, зашипит вода, закипит от жара.

Опять превозмог себя, заставил, буквально заставил себя повернуть «баранку» и поехать не в сторону дома, где ждала его жена и дети, а в сторону вокзала.

Прикинул так: пару поездок по городу или одну — в се­ло и назад, и заработает он на пару валенок младшему, Маратику.

Так ведь, кто бы знал заранее, чем тебе твое решение обернется, везде б соломки подстелил.

И главное — было у него предчувствие, было.

И все равно к вокзалу свернул.

Очень он детей своих любил... Хотел побаловать...

Никак их пути не должны были пересечься...

В тот день, 18 октября 1989 года, Роман и Вениамин Ахтаевы прилетели в Астрахань.

Денег было впритык. Хватило только на перелет. Ни на обратную дорогу, ни на еду, ни на такси. Так что жертву надо было выбирать безошибочно.

— План мой такой, братан, — разъяснял Роман обста­новку. — Берем «тачку», водилу — под корень, «тачку» сво­им ходом по степи — в Калмыкию. Не найдем там подходя­щего покупателя, дальше, через Дагестан, в Азербайджан. Там и дальние родичи есть, кто поможет сбагрить машину, и друзья. Я до зоны еще был, договорился...