Заговор поэтов: 1921
Шрифт:
Рейли слонялся у этого дома вчера с утра до обеда и потом вечером до полуночи. В квартире № 11 за занавесками днём не наблюдалось никакого движения, вечером окна оставались тёмными. Он убеждал себя, что не ошибся: квартира конспиративная. Какая же ещё? Если отдельная, если пустует в пору жесточайшего жилищного кризиса, если поставлен хороший английский замок, если подведён телефонный провод… Сегодня он дежурил на площадке в обеденный перерыв и вот сейчас, после завершения присутствия у петроградских советских бюрократов, опять мается. Вчера никто не появился здесь в рабочее время, глядишь, повезёт в нерабочее.
Хлопнула входная дверь. Шаги,
– Киньте ваши девичьи штучки, Лиза. Чего вам бояться? Питерские девушки привыкшие к тёмным подъездам. И это вы настояли остаться в театре ещё и на обсуждение, когда добрые люди разошлись… Да и ваш подъезд тоже без лампочки, промежду прочим.
– Мерси за комплимент. А про наш подъезд вы запомнили, товарищ Буревой, когда приходили брата забирать?
– Тихо! Про служебные мои дела – молчок! Имён не раскрывать!
– Да нет тут никого, товарищ…
– Промежду прочим, сами напросились, Лиза, выпить у меня последний стакан чаю… Держитесь за перила и следуйте за мной.
– Потому что вы обещали…
– Ну, обещал… Сказано же: делаю, что могу.
На лестнице заминка. Англичанин пользуется ею, чтобы на цыпочках подойти к двери квартиры № 15, самой дальней от лестницы на площадке. Почти уткнулся носом в рваную обивку. Только бы не оказалось с другой стороны, в коридоре, собацюры. В голодные зимы собаки в Питере почти исчезли, да мало ли чудес…
Шаги на площадке. Рейли завозился, кашлянул.
– Кто здесь? – и фитилёк зажигалки вспыхнул.
Рейли, не торопясь, поворачивается: плотный парень в отблескивающей кожанке и барышня, её не разглядеть. От кавалера держится (вот ведь чёрт!) на почтительном расстоянии.
– Да вот, товарищ, никак не могу шестнадцатую квартиру найти. Какая-то хулиганская сволочь посрывала номера…
– Это выше этажом, товарищ.
– Вот спасибо, – и спокойно, спокойно к лестнице.
Мужик подзывает барышню, суёт ей зажигалку и щелкает ключом в двери одиннадцатой квартиры. Второй щелчок, открывается чёрная щель. Мужик пропихивает спутницу вперед (и где только набрался галантных манер?), а Рейли, как гоночный мотор, срывается с места. Всей массою своею вталкивает парочку внутрь, мощно лягает дверь и слышит, как замок защелкивается. Отлично! Мужику кастетом по голове, в следующее мгновение – барышне локтём в живот. Оба на полу в отключке. Рейли переводит дыхание; морщась, сдирает с ободранных пальцев кастет. Пахнуло горелым, он опускает глаза и видит, что тлеет соломенный коврик. Затаптывает огонь, закрывает колпачок нагревшейся зажигалки, нашаривает на стене выключатель, поворачивает тумблер горизонтально.
Когда глаза привыкают к свету, Рейли позволяет себе осмотреться. Очень мило: сидят голубки на полу, друг против друга, к стенам прислонившись; с него даже фуражка не слетела, она икает и пытается вдохнуть. Ишь ты, вытянула ноги в рваных сандалиях, подрагивают. Рейли стаскивает с головы у барышни красный пролетарский платок и заталкивает в слабо сопротивляющийся рот. Ничего, авось не задохнётся. Теперь можно и парнем заняться.
Лицо молодое, это из-за полноты показался постарше. ЧК – организация энергично функционирующих молодых людей. Но этот не боец: замечтался, не успел и кобуру расстегнуть. Что у нас там? Ага, немецкий «люгер». Не фонтан, как говаривал папа-одессит, но тоже не помешает. Теперь документы. Старорежимный, прямо тебе роскошный бумажник. Два удостоверения. «…Буревому Ивану Васильевичу в том, что является сотрудником
Рейли осмотрелся внимательнее, изумленно взглянул на теплый клетчатый шарф, повисший на крючке вешалки. Замотал им барышне глаза, получилось вроде чалмы. Пошлёпал чекиста по полным щекам:
– Эй! Расскажешь, что мне нужно – отпущу. Твои и не узнают никогда. Ты ведь из Москвы? Мне нужна схема расположения кабинетов в ВЧК, на Лубянке. Эй, не молчать мне!
– Пойди…, контрик, в ватерклозет… пописай… – и вдруг мутные глаза чекиста расширились. – Да ведь ты…
Мощным апперкотом отправляет чекиста-математика назад в беспамятство. Удалось бы переправить парня через финскую границу, в Лондоне начальство до пенсии пылинки сдувало бы с капитана Рейли… Бери выше – с майора! Полковника! Да где там…
Вздохнул и принялся расстегивать на чекисте ремень с кобурой. Придётся переодеться, как в маскараде. И напялить эти щегольские сапоги, хотя и на размер меньше. Ничего, на несколько дней только…
– Вы ведь не собираетесь меня убивать – ведь правда? Если глаза завязали, значит, не собираетесь меня убивать?
Выплюнула платок – сильна! И достаточно разумна, чтобы не менять позы и не ссовывать с глаз шарфа. Рейли натянул правый сапог, притопнул, крякнул и заметил скучно:
– Если вздумаете сейчас орать, тогда уж точно убью. Вы кто – его сексотка?
– Простите?
– Осведомительница?
– Ещё чего… Я студентка. То есть учусь во 2-ой студии Петроградского филиала ВХУТЕМАСа.
– Думаете, среди студентов нет сексотов? Тогда – любовница?
– У меня брата арестовала ЧК. Он ни в чём не виноват, я так думаю… Ну, разве что болтал лишнее. Володе удалось передать записку, что грозит расстрел. А товарищ Буревой пообещал передать моё заявление в руки председателю товарищу Семёнову и самому дополнительно, лично похлопотать. А взамен… Вам ведь понятно, чего эта свинья потребовала взамен.
– Ну да. А как вы с ним познакомились?
– Он подошёл ко мне, когда стояла в очереди на передачу.
– Вы написали заявление позавчера, а фамилия ваша Силантьева?
– А откуда вы узнали?
– Просматривал бумаги товарища Буревого. Он никому ваше заявление не отдавал.
– И я же догадывалась, догадывалась! – взвизгнула барышня, так что Рейли пришлось угомонить её («Тише! Тише!»), оторвавшись от неприятного процесса поиска ключей в чужой, сдавившей ему плечи кожанке. Ключи обнаружились в правом кармане, но запомнившегося тогда, на Офицерской, среди них нет. Квартиру надлежит как ни в чём не бывало запереть, это замедлит расследование. Что она там несёт? Достоевщина какая-то…
– И всё-таки надеялась, что он поможет Володе. Как противно! Если хоть какая-то надежда оставалась, хоть тень надежды… Я должна была сделать для Володи всё, что могла. Меня не физическая сторона пугала: я, технически говоря, уже не девушка – перетерпела бы как-нибудь… Но с нравственной стороны ситуация отвратительна.
– Скажите лучше, вы не сидите на ключе?
– Что? – и почему-то обиженным тоном. – Если вы о ключе от его квартиры, то где-то с этой стороны двери. Зазвенел, когда вы так зверски меня толкнули.