Заговор рвачей
Шрифт:
С одной стороны, это бред. Но с другой, почему бы и нет? На самом деле я ведь так мало знаю об Анне. Она совсем немного рассказала мне о себе. Что именно? В голове пронеслось: «Родители… живы и здоровы… Снимаю квартиру. Работаю в одной фирме… почти была замужем.» Не густо…
Но я ведь и не спрашивал ее о большем. Мы скоро расстанемся. Что мне еще нужно знать об Анне? Что и зачем?…
А случайна ли была наша первая встреча в кафе? Почему зайдя в тот вечер в это заведение она остановила свой взгляд именно на
Нет, нет, нет. Я не мог, я не хотел в это поверить. Просто не может быть, чтобы она была замешана в этом деле с желтой тетрадью…
Я встал и помог Анне подняться. Обнял ее:
– Прости. Не знаю, не понимаю, что со мной. Просто какое-то наваждение…
Она усадила меня на кровать:
– Сейчас вернусь, – принялась снова что-то искать по комнате.
– Что ты ищешь?
Анна ответила:
– Бутылку с водой. Так хочется пить.
Я понял, что и у меня в горле все пересохло:
– Мне тоже.
Утром я проснулся с уже знакомой головной болью. И не только головной. Болело все тело. Анна удивлялась:
– Что это вчера на тебя нашло?
– Не знаю. Только у меня все болит. Абсолютно все.
Анна улыбнулась:
– У меня тоже. Все. Ты же мне спать не давал всю ночь. Ты пил какое-нибудь специальное лекарство?
Я чуть не тряхнул отрицательно больной головой, но вовремя остановился:
– Нет, но чувствую себя так, как будто мне действительно вкололи лошадиную дозу какого-то препарата для головной боли.
Так же, как и в предыдущий день, после бассейна и ванн я опять пришел в себя. А после обеда уснул, как провалился…
10
Я проспал ужин в санатории. Но это было не страшно. Можно было поесть и у Самсона.
Мы поужинали вместе с Анной. Она тоже пришла голодной:
– У нас в «Янтаре» сегодня какие-то макароны. Кисель. А хочется похрустеть чем-нибудь зелененьким.
Я подозвал Самсона:
– Дама желает чего-нибудь зелененького. Ну и, конечно, дай нам твоего домашнего красного – «От Георгия». И шашлычок не забудь.
– Сейчас все сделаем, красивые мои.
Мы хрустели перчиками-огурчиками. Впивались в сочное мясо. Поцеживали замечательное терпковатое красное…
Потом гуляли по парку. И все, вроде бы, было так чудесно. Но я никак не мог расслабиться. Внутренне был очень напряжен. Я все ждал, что вчерашняя и позавчерашняя болезнь ко мне вернется вновь. Напряжена была и Анна. Но все было в порядке. Меня не шатало. Никаких радуг и летающих Розендорфов вокруг. И Инесса не тянулась ко мне фантастически огромными губами…
И болтать совсем не хотелось. Как и раньше, нам было хорошо просто держаться за руки. Молча.
Я заснул у Анны. Она у меня на груди.
И утром не болела голова. Я снова был в полном порядке.
– Вот видишь, и не надо мне ни к какому врачу, – расцеловал я Анну, – я здоров. Здоров как волчебык! Нет, как быковолк!..
На завтраке в «Медозе» официантка спросила меня:
– Вы вчера не ужинали. Вам что-то не понравилось?
– Нет, что вы. Все замечательно. Просто не получилось. Не успел.
Она улыбнулась:
– Надеюсь, сегодняшний завтрак вам понравится.
Я придвинул к себе тарелку. Похоже на какую-то кашку. Запах такой приятный. Наверное, действительно очень вкусно.
Я отодвинул тарелку. То, что было со мной два дня подряд, случалось в одно и то же время. После ужина. После ужина в «Медозе». Оба раза я чувствовал себя очень необычно. И самое главное: и в первый, и во второй вечер я становился очень говорливым. Мне хотелось рассказывать, рассказывать что-либо всем подряд, первому встречному. А оба раза первым, кого я встречал после ужина, был Розендорф. И оба раза Инесса приглашала зайти к нему после ужина. Именно к нему…
Вчера я ужинал не в «Медозе» и был в полном порядке. Я тут же вспомнил, что по информации главврача из «Пальмиры» Запалину у Самсона подмешали в вино какой-то препарат, воздействующий на память. Это, очевидно, сделали двое «его друзей», которые привели затем Запалина в санаторий. Теперь они знакомы и мне – один в бейсболке и другой – с длинной косичкой.
Может ли быть такое, что и мне в «Медозе» подмешивают что-то для того, чтобы я стал более разговорчив, болтлив? А почему бы и нет? Такое лекарство весьма вероятно существует. И оно вполне может быть у того же Розендорфа. Врач такого уровня наверняка имеет доступ абсолютно к любому препарату.
Судя по всему, два дня подряд мне давали одно и тоже лекарство, которое давало и побочные эффекты в виде галлюцинаций. И почему бы им не попытаться разговорить меня в третий раз?
Я посмотрел на кашку. Вдохнул ее вкусный запах. Почувствовал, что побежали слюнки. А может, я просто становлюсь слишком подозрительным? Может, за эти дни всего лишь переболел каким-нибудь летним гриппом, который усиливается к вечеру? И поэтому чувствовал себя не очень хорошо? Но я еще никогда не слышал, чтобы болтливость сопутствовала какому-нибудь обычному заболеванию.
Я не стал завтракать в «Медозе». Но чтобы не вызывать подозрений, я покопался ложкой в каше, раскрошил бутерброд, поковырял ножом в тарелочке с маслом.
Этим утром Инесса не подошла ко мне. Но на выходе из столовой меня поджидал сам Розендорф:
– Зайдемте ко мне.
– С удовольствием.
Зайду. Нельзя же постоянно избегать его приглашений. И к тому же, сейчас я себя полностью контролирую, ничего лишнего не разболтаю.
В кабинете Розендорф пригласил присесть в кресло, спросил: