Заговор стервятников
Шрифт:
Лизнув пару раз пустую вощенную бумагу, собака подбежала к Бричкину и преданно посмотрела ему в глаза. Если б она обладала человеческой речью, то этот взгляд означал бы: «Спасибо тебе, добрый человек».
Затем дворняжка ринулась через улицу к дому, где жил ее бесчувственный хозяин. Но остановилась и оглянулась на своего благодетеля.
— Иди, иди, не бойся, — шепнул растроганный Бричкин.
Собака, виляя хвостом, уставилась на Бричкина, словно решала: возвращаться ли ей к старому хозяину или сменить его на нового, доброго и великодушного?
— Ну ладно, — ласково пробормотал Бричкин, — ладно, бедолага ты несчастная. Я тебя провожу.
Он ступил следом за собакой в вонючую парадную, пропахшую мочой и помоями, и добрался, зажимая нос, до дверей, у которых его четвероногий поводырь остановился.
Поколебавшись, не повредит ли его альтруистический порыв конспирации, но решив, что парадная слишком темная, а в своем мундире он вполне сойдет за блюстителя порядка, Бричкин забарабанил в дверь. Затем подергал ручку.
Он не слышал звуков отодвигаемых засовов, однако дверь внезапно распахнулась и на него набросились люди в темном. Они заломили его руки назад и втолкнули в квартиру. В коридоре вспыхнул, ослепив Бричкина, свет керосиновой лампы. Наконец он смог приоткрыть глаза. Из мрака выступил человек в шинели с бархатными черными петлицами и красными кантами по вороту и обшлагам рукавов и, оглядев Бричкина, злорадно процедил:
— Так-так. Значит, гниды проникли прямо в сердце нашего отечества.
— Гниды? — выдохнул ошарашенный Бричкин, превозмогая боль в выкрученных суставах рук. — Но, ваше высокоблагородие…
— Не сметь марать своими грязными устами светлое имя русского офицера! — Полковник побелел от гнева. — Вы арестованы!
Невидимые стражники удвоили усилия, и голова Бричкина поникла так, что в тусклом свете керосиновой лампы он мог видеть лишь блестящие полковничьи штиблеты.
— За что? — прохрипел Бричкин
— По обвинению в шпионаже в пользу вражеской Японии!
ГЛАВА 16
Павел Миронович Тернов завершил этот день в приятной компании. Он отправился к Гордеевым, где застал немногочисленное, но шумное и исключительно, не считая хозяйки, русское общество. Солидные пузатые мужчины, чья карьера по почтовому ведомству начиналась когда-то одновременно со старым Гордеевым, и их далеко не молоденькие, а посему не вызывавшие у Тернова интереса, супруги вполне уютно чувствовали себя в заставленной изящными безделушками гостиной. На счастье начинающего следователя его однокашник также оказался дома.
Общий разговор сосредоточивался вокруг начавшейся войны. Прогнозы выдавались разные, но общее мнение склонялось к тому, что будущее не сулит ничего хорошего, и еще большой вопрос: забросают ли русские авоськи японских макак шапками? Недаром на бирже паника, бумаги в цене упали. Хоть и шлют власти каждый день эшелоны на восток, однако Маньчжурская дорога никуда не годна, более двух тысяч человек в сутки перевезти не может. Собравшихся возмущало, что по милости властей дворники разносят по квартирам холст и полотно, предлагая шить белье. Отказа им нет. Женщины — и дамы-интеллигентки, и простолюдинки — занялись пошивом грубых рубах и (тут следовало многозначительное покашливание) другого белья. Но разве так армию снабжают? Никакие патриотические порывы молодежи, никакие манифестации не помогут выиграть войну. Да и на манифестации случился казус: убили какого-то купца — то ли придавили, то ли кто-то, воспользовавшись скоплением народа, свел с ним счеты. Не осталась в стороне от волнующего вопроса и хозяйка дома. Поблескивая черными глазами, она выразила мнение, что русские слишком добродушно относятся к японцам, нации коварной и воинственной.
Впрочем, кандидату на судебные должности удалось переговорить с любезной дамой и на нужную ему тему. Разговор получился естественным и непринужденным. Алевтина Романовна со свойственной ей учтивой сдержанностью не преминула поинтересоваться у гостя, как идет расследование убийства Ерофея Вей-Так-Тао.
— Следствие пока мало продвинулось, — посетовал Тернов, воздержавшись от сообщения, что делом Ерофея занялась военная контрразведка. — А вы, уважаемая Алевтина Романовна, вполне осведомлены о деятельности и связях покойного просветителя?
Он допускал, что сердобольная женщина, помогая своему соотечественнику, могла и не знать о шпионских занятиях китайского журналиста. Если же ерофеевская Библия с таинственными иероглифами выведет полковника Ястребова на японскую резидентуру в столице Российской империи, это будет удар и для хозяйки дома, и для его друга.
— Некоторые российские просветители тоже скрываются за границей, — туманно ответила Алевтина Романовна, — дело обычное.
— Вы не предприняли попытки частного расследования? — Павел Миронович изобразил невинное простодушие.
— Как можно! — госпожа Гордеева повела черными тонкими бровями. — Вы же сами рекомендовали мне соблюдать осторожность.
Тернов и так был уверен, что Вирхов понапрасну упрекал его в незнании психологии китайских женщин. Он поспешил загладить свои неловкие вопросы уверениями в том, что преступник, лишивший жизни Ерофея Вей-Так-Тао, от возмездия не уйдет, будет найден непременно.
Потом он с Виктором удалился в кабинет хозяина. И остаток вечера друзья провели за приятной беседой, наслаждаясь сладеньким миндальным ликерчиком «Bols» и хорошими сигарами, предаваясь воспоминаниям и обсуждая планы на будущее. Наедине с Виктором Павел Миронович тут же забыл о служебных неприятностях.
Виктор, человек весьма скромный и воспитанный, привлекал Тернова стремлением соблюдать правила и установления, принятые в приличном обществе. Это же обстоятельство изрядно мешало обоим молодым людям сблизиться в первые годы университетского обучения. Только к концу курса Тернов, перебесившись, смог оценить спокойную устойчивость взглядов сокурсника, его внешнюю и внутреннюю опрятность.
— Представь себе, Павлуша, — говорил Гордеев, откидывая со лба косую прядь черных волос и стряхивая пепел с сигары в пустую голову зеленого нефритового чудовища ши-цзы, — кроме Межевого ведомства нашел я себе весьма недурственное дело. Отец порекомендовал меня графине Саниной. Знаешь Народный дом для рабочих на Тамбовской? Превосходное заведение! По английскому образцу!
— Ну конечно, наслышан, — откликнулся Тернов.
— Софья Владимировна на свой Лиговский дом полмиллиона рублей потратила. Все как у Хогга в Лондоне, она с ним дружит. Только у нас бассейна нет. Зато вечерние классы для рабочих превосходные, а женщин бесплатно учат. Я преподаю историю рабочим. Дело, разумеется, не очень благодарное, но полезное несомненно. А с января к моей истории прибавилась и математика.
— Не слишком ли много для одного?
— Так это временно. Пока болен Костя, подрабатывающий студент. Обещал к концу месяца выйти. Деньги у него тоже не лишние. Но вот уж январь кончается, а слуху о нем нет никакого. Графиня тревожится. Ей Костя нравился, он умел строго и ясно излагать материал. Правда, иной раз и вспылит, да как же без этого обойдешься? Рабочие хоть и смышленые, а сколько у них предрассудков!