Заговор в начале эры
Шрифт:
В ответ раздался радостный рев толпы. С площади убегали последние сторонники оптиматов. Катона и Агенобарба под охраной выводили с Форума. Бибула, впавшего в беспамятство, просто унесли легионеры Поппилия. Под радостные крики толпы народное собрание утвердило комиссию по подготовке нового аграрного закона.
Вскоре новый закон был принят и утвержден на очередном народном собрании. Триумвират уже не выносил законы на обсуждение сената. Следующий аграрный закон, о наделении землей всех римлян, имевших трех и более детей, также обсуждался
В угоду Крассу трибутные комиции – народные собрания, собиравшиеся по трибам, приняли решение о снижении откупной платы за провинцию Азию. Эти бессовестные методы широко практиковались в Риме, когда откупщики и ростовщики заранее брали на себя денежные обязательства перед сенатом, а затем безжалостно грабили провинции.
Учитывая, что по всей Азии несколько раз прошли легионы Суллы, Лукулла и Помпея, откупщикам не удалось собрать суммы, на которую они рассчитывали. А закон Цезаря, снизивший откупную плату сразу на треть, сделал их горячими сторонниками консула.
Другой закон был принят по просьбе Помпея и провозглашал египетского царя Птолемея XII Авлета «союзником и другом римского народа». Правда, за это Цезарь и Помпей, кроме морального удовлетворения, получили по три тысячи талантов каждый.
Оптиматы, видя все бесчинства Цезаря, молчали, сознавая свое бессилие, а он принимал все новые законы.
Другой консул, Марк Кальпурний Бибул, заперся у себя дома, ежедневно посылая в сенат письменные обращения с оскорблениями в адрес Цезаря. Но Юлия это мало трогало.
Римские острословы начали поговаривать, что год консульства Цезаря и Бибула превратился в год Юлия Цезаря.
Чтобы окончательно закрепить свое положение и наладить связи с умеренно настроенными сенаторами, Цезарь, наконец, объявил о готовящемся браке с Кальпурнией, дочерью Пизона, и о предстоящей свадьбе своей дочери с Помпеем. В Риме никто уже не удивлялся. Марк Терренций Варрон назвал союз троих политических деятелей «Трехглавым чудовищем».
– Нельзя терпеть этих людей, которые с помощью женщин добывают высшие должности в государстве, – негодовал Катон, обрушиваясь на триумвиров.
Но это только веселило Цезаря, Помпея и Красса. Их союз давал все новые плоды, увеличивая и без того возросшее могущество триумвиров в Риме.
Глава XLVIII
Дом и имение – наследство от родителей, а разумная жена – от Господа.
Что чувствует отец в день свадьбы своей дочери? В литературе подробно описано состояние молодой девушки, готовящейся к своему бракосочетанию, состояние жениха, влюбленного и счастливого. Но кто из смертных, не переживший подобного, знает состояние отца в этот день?
Естественное чувство радости и острая ревность к постороннему, чужому для него мужчине, опасения за первую брачную ночь дочери и почти физическая боль от ощущения своего бессилия. Все эти чувства усиливаются тысячекратно, когда девушка не потеряла своей невинности, а жених старше самого отца на шесть лет.
Когда Юлия, согласно обычаям, за день до свадьбы принесла складывать на алтарь домашних богов свою старую одежду и детские игрушки, Цезарь почувствовал, что не сможет присутствовать при этом бесхитростном ритуале, и быстро ушел из дому.
По дороге он встретил Красса. Консуляр был чем-то сильно недоволен.
– Мой сын Публий совсем сошел с ума, – гневно сказал Красс, – он всерьез увлекся философией болтуна Цицерона и почитает его своим учителем. Великий Рим, куда мы идем, Цезарь? Наши собственные дети не хотят понимать нас.
– Ты прав, – грустно согласился Цезарь, – но это участь всех родителей, не понимающих своих детей.
– Он меня позорит, – горячился Красс, – почему сыновья Помпея не увлекаются сочинениями Цицерона? Больше всех на свете я не люблю этого болтуна, и, похоже, боги решили посмеяться надо мной.
Менее всего Цезарю хотелось говорить о сыне Красса. Но его собеседник вдруг сказал:
– Завтра Цицерон призовет их что-либо совершить против нас, и они пойдут на все, даже против собственных отцов. Какой позор!
– Что ты сказал? – встрепенулся Цезарь, отвлекаясь от невеселых мыслей.
– Молодежь находится под влиянием Цицерона, – проворчал Красс, – во всяком случае, очень многие.
– Это хорошая мысль, – медленно произнес Цезарь, – особенно если вдруг выяснится, что сыновья наших оптиматов готовят заговор против нас и Помпея. Лучше против Помпея, за ним стоят легионы.
– Хвала богам, мой сын такого не совершит, в этом я уверен, – жестко сказал Красс.
– Твой – да, а другие? Это очень интересное предложение, Красс.
Красс, не любивший, когда Цезарь говорил загадками, не ответил ему, задумавшись, а затем вдруг сказал, переводя разговор на другую тему:
– Ты слышал о смерти консуляра Квинта Цецилия Метелла Целера?
– Конечно. Он даже не успел выехать в Галлию, куда был назначен наместником.
– Ему был разрешен набор трех легионов, – алчно произнес Красс, – это большая сила. По нашим обычаям, его должен заменить один из нынешних консулов.
– Я подумаю над твоими словами, Красс, – согласился Цезарь, – а ты подумай над моими.
На следующий день, уже успокоившийся и серьезный, как никогда, Цезарь присутствовал на бракосочетании своей дочери. Одетая в белую тунику и специальную женскую тогу, стянутую поясом, завязанным «узлом Геркулеса», Юлия стояла бледная и торжественная, как все невесты. Лицо девушки покрывала короткая фата шафранового цвета, называемая в Риме нупта.
У невесты была необычная форма прически, характерная для весталок, когда шесть прядей волос, переплетенных с шерстяными нитками, укладывались под свадебный венок из цветов.