Загробные миры
Шрифт:
– Не бойся, – затараторила Джейми, уловив ход моих мыслей. – Многие люди, у которых был околосмертный опыт, [99] не в состоянии даже думать о будущем.
Я хмыкнула. Околосмертный – мягко говоря, являлось преуменьшением. Я путешествовала по реке Вайтарне, готовилась спасти похищенного призрака, спала под боком у владыки мертвых.
Какое тут «около смерти», да я купаюсь в ней!
– А может, у тебя проснулось чувство вины уцелевшей, – заметила Джейми. – Тебе плохо лишь потому, что тебе удалось выжить, а остальным пассажирам – нет.
99
Околосмертные
Я закатила глаза.
– Ты что, купила учебник по психологии?
– Нет, я цитирую из «Отверженных». – Она наклонилась ко мне и напела навязчивую мелодию, едва слышную сквозь шум столовой.
– Ясно, – произнесла я. – Ладно, всякое может быть…
– По крайней мере, тебе не надо психовать по поводу тех парней из «Воскрешения».
Я озадаченно заморгала.
– Ты о «Шаге к воскрешению»?
– Да! Я о тех парнях, которые тебя чуть не убили. У них же целая секта! Ты о них забыла?
– Понятно. – Я вспомнила, что рассказывал агент Рейес во время нашего телефонного разговора. – А их штаб-квартиру взяли в кольцо?
Теперь она недоуменно уставилась на меня.
– Ты говоришь о том, куда направляется каждый агент ФБР в стране? Лиззи, я была уверена, что ты-то в курсе! Разве не у тебя – приятель, которого в один прекрасный день могут туда послать?
– Он не занимается такими делами, – отрезала я.
– Неужто? – Джейми нахмурилась. – А я вечно представляю его в бронежилете. С моей стороны это нехорошо? Но тут нет вожделения, ну, почти.
Я пожала плечами. Нынче мужчины с оружием казались мне заурядными.
– Знаешь, Лиззи, похоже, у тебя – не околосмертный синдром или вина уцелевшей. Ты проявляешь классические признаки отрицания, [100] – вдруг заявила Джейми.
– Полностью отрицаю, – парировала я, чем даже вызвала у нее улыбку.
Зазвенел звонок, и когда я встала из-за стола, Джейми, еще сидя, потянулась ко мне и взяла мою руку.
– Лиззи, неважно, как называется твое состояние. Просто помни, что я по-прежнему здесь. Лиззи, про тот случай в аэропорту уже не говорят в новостях, но из твоей головы он, наверное, исчезнет еще не скоро. Ничего, это нормально.
100
Отрицание – психический процесс, относимый к механизмам психологической защиты. Проявляется как отказ признавать существование чего-то нежелательного.
Я сжала ее ладонь, попытавшись улыбнуться. Она и не догадывалась о том, что произошедшее со мной в прошлом месяце уже никогда не исчезнет.
Вечером мама объявила, что мы будем делать равиоли. Это не так сложно, как кажется. Нужно очень тонко раскатать тесто, но мы завели для данной цели машинку с валиками и используем формочку для печенья, чтобы кусочки получались одинаковыми. В качестве начинки мама выбрала сыр рикотту.
– Приди я домой пораньше, смогла бы ее тоже приготовить, – сказала она, когда мы приступили к делу, смерив баночку магазинной рикотты недоверчивым взглядом.
Еще до того, как нас бросил папа, она считала, что человек греховно
– Переживем, – возразила я.
Вскоре тесто было замешано, и, послав в машинку первый комок, я повернула рычажок, чтобы начали вращаться валики. Мама принимала раскатанный конец теста, толщиной с монету и с вкраплениями размолотого черного перца.
Мы работали в тишине. После того, как старик забрал у меня Минди, мы впервые готовили вместе. Я скучала по ее незаметному присутствию в углу и тому, как она наблюдала за нами, пристально, но, как и обещала, молча.
Мама начала со своего обычного вступления:
– Как школа?
– Лучше, – произнесла я.
Она подняла глаза от миски с рикоттой, которую крошила вилкой.
– Лучше?
– Друзья прекратили ходить вокруг меня на цыпочках.
– Отлично. А что насчет остальных? В смысле ребят, с которыми ты не дружишь.
– Джейми держит их в узде.
Мама рассмеялась.
– Как Джейми?
Я не сразу поняла, что у меня нет достойного ответа.
– Мы, в основном, разговариваем обо мне. В последнее время из меня довольно паршивая подруга.
Мама потянулась вверх и стерла кухонным полотенцем муку с моего подбородка.
– Уверена, Джейми не считает тебя плохой подругой. Вероятно, она хочет подставить тебе плечо и делает это так, как умеет.
– Угу, и ей как раз удается вызывать меня на откровенность, – проворчала я и поклялась, что при следующей встрече с Джейми тоже вникну в ее проблемы.
– А о чем ты с ней сегодня откровенничала?
Я смерила маму сердитым взглядом. Хоть бы попыталась проявить деликатность, что ли.
– Обо всем, что мне взбрело в голову.
В ответ она тоже смерила меня взглядом.
– Например?
Очевидно, мама решила не дать мне сорваться с крючка. Но я вряд ли могла поведать ей, что мы обсуждали моего таинственного парня, чувство вины оставшихся в живых и околосмертный опыт, лишающий человека способности строить планы на будущее. А еще я не могла рассказать ей о том, что мою близкую подругу, привидение Минди, украли.
Однако требовалось продолжать диалог.
– Иногда по утрам, когда я просыпаюсь, нужно много времени, чтобы вспомнить, кто я. Кстати, далеко не сразу все, что случилось в прошлом месяце, загружается в мозг. Но даже здорово ничего не знать. Пусть даже я забываю всего на пять минут.
Она не ответила, возможно потому, что выражение моего лица не соответствовало словам. Я вспоминала о том, как губы Ямы сделали сон вообще возможным.
Мы начали лепить равиоли. Вырезали из раскатанного пресного теста кружочки, плюхали в серединку полную ложку начинки, сворачивали их и защипывали пальцами. Мама проходила по защипанным краям вилкой, делая их гофрированными, чтобы равиоли напоминали уменьшенные кальцоне. [101]
Дело продвигалось медленно, и я в какой-то миг задумалась, а оправдывает ли это блюдо предпринятые нами усилия. На каждую штуку требовалось около тридцати секунд, а тарелка с крошечными равиоли опустошалась моментально. Однако в них таилось некое совершенство, напоминающее о мебели в кукольном домике.
101
Кальцоне – итальянский пирог, на самом деле является закрытой формой пиццы, изготовленной в виде полумесяца.