Загробный
Шрифт:
Но один я до леса не доберусь, продолжал думать я. Мне нужно найти напарника. Надо выбрать кого-нибудь из старших мальчиков. Чтоб он довез меня до леса и подождал, пока я встречусь с феями.
Для этой цели лучше всего подходил Васька Молчалин. Ему было целых 12 лет, про него говорили, что он приемный мальчик, что родители взяли его из детского дома и усыновили. Васька был большой шалун. Кроме того Васька был жадина. И Васька мог гулять где хочет, его не ругали.
Что же такое дать Ваське, чтоб он меня отвел в лес, думал я? Дам я ему ящерицу в спирте, ни у кого во дворе такой нет. Завтра воскресенье, школы нет. Пойду гулять и договорюсь с Васькой. Зато потом, когда феи научат меня чудесам...
Что потом, я представлял себе плохо. Но то, что это будет здорово, не сомневался.
4
Да, если бы я научился чудесам, это было бы здорово. Увы, не научился. Других учил, было. А вот сам так и не освоил начальный курс волшебства. Наверное, потому, что мальчики бывают эльфами, а мальчиков - фей никто еще не встречал. Не там я родился, не там и не тогда. Вот старший брат родился и там, и тогда, поэтому при наступлении перемен быстренько бросил науку и занялся бизнесом. Стал богатым. Живет в Израиле, жена на 40 лет моложе, только от нее у него пять детей, причем последнего пацана сделал в 72 года. И не собирается останавливаться. И прошлых жен с детьми не забывает, помогает материально. А у меня на приличный компьютер денег нету!
Все же гложет меня подозрение, что тогда, много-много лет тому назад, я в поиске фей был недостаточно настойчив.
Когда тебе десять лет, даже маленькие деревья кажутся большими. А большие - громадными. Когда тебе так мало лет, лес загадочен, он похож на сказку.
Я легко уговорил Ваську отвезти его в лес. Васька согласился не только из-за ящерицы, хотя ящерица в спирту была замечательная. Васька и сам был не прочь побывать в настоящем лесу, но один идти туда побаивался. Хотя, никогда не признался бы в этом даже самому себе. С малышом Вовкой, о котором надо было заботиться, о страхе думать не было времени. Да и какой может быть страх, если бояться должен этот пацан, сын доктора Ревокура.
Но пацан не боялся. Ни тогда, когда они ехали на трамвае, ни потом, когда они пересели в автобус, ни, даже, тогда, когда они сошли на остановке "Грибная поляна" и углубились в лес. Это было странно, но мальчишка не боялся, а, наоборот, радовался, вертел головой и то и дело убегал в самую чащобу.
А потом повел себя и совсем странно: попросил Ваську посидеть на пенечке и подождать его.
– - Ты че, пописать хочешь?
– спросил Васька.
– Так писай здесь, че уходить в чащобу?
– - Я тебе заплатил, - неожиданно строго сказал пацан, - вот и жди.
Васька хотел дать малявке леща, но потом подумал, что тот действительно ему заплатил. А Васька был хоть и жадный, но честный. Поэтому он только сказал вслед Вовочке:
– Иди, иди, мне-то что, ну съедят там тебя волки, или цыгане украдут...
А я шел по узенькой, едва заметной тропинке и не боялся волков или цыган. Волки днем не опасные, а цыгане уже украли одного Вовочку, теперь я и сам цыганенок, что ж мне бояться цыган.
Я шел и шел и вышел на небольшую полянку, со всех сторон закрытую соснами. Это был такой зеленый шатер с травой и цветами вместо ковра и хвойным потолком с щелочками между иголок. В щелочки светило солнце, поэтому шатер был не просто зеленый, а золотисто-зеленый.
Посреди полянки был пень. Он был невысокий, но с таким гладким срезом, будто обеденный стол. Пень стоял на толстых узловатых корнях, уходивших в землю. По правилам не пне сейчас должен был появиться гном в колпачке и курточке. Но на пне никого не было.
Я подошел поближе. Нет, единственным живым существо на пне был большущий рыжий муравей, который с деловым видом что-то там обнюхивал, шевеля усами.
Я посмотрел по сторонам. Нет сомнений, что этот зеленый шатер - чей-то лесной дом. Именно то место, где положено встретиться с феями. Но феи почему-то запаздывали. Допустить, что они не знали о моем прибытие я просто не мог. Они же - Феи!
Я постоял, впитывая золотисто-зеленое волшебство леса. Казалось, что какие-то прозрачные струны играют невероятно красивую музыку. Играют чуть слышно, для меня одного.
Наверное они сейчас заняты, подумал я, и будут ждать меня в следующий раз.
– - Я приду, - негромко сказал я в сторону пня, - я обязательно приду еще...
И пошел обратно.
Васька, увидев возвращающегося пацана, ужасно обрадовался. Ему было очень неуютно одному в лесу. Он чувствовал себя уверено только в городе или во дворе, где все знал.
– - Ну че?
– спросил Васька и длинно сплюнул сквозь зубы.
– Нагулялся? Едем обратно, что ли?
И мы поехали обратно.
5
Еще одним проклятием моего существование была излишняя чувствительность. Дополненная воображением, она, порой, доводила меня до безумия. Я боялся там и того, чего ни один примитивный не боялся, так как прямой опасности не было. Я смеялся там, где нормальные люди не видели ничего смешного, а плакал тогда, когда в общепринятом смысле для слез не было оснований. Даже сейчас, хотя давно зачерствел, перечитывая "Убить пересмешника" расплакался от восторга перед чистотой героев книги, от качества повествования.
Многие эпизоды, связанные с этим недостатком, помню "живьем".
Я, признаться очень любил праздники. Потому что в праздники к родителям приходили гости.
Конечно, если бы я мог сам выбирать гостей, то он многих из них не стал приглашать. Зачем, например, приглашать Клару Ароновну, которая всегда много говорит, все рассматривает, будто пришла в магазин, щиплет меня за щеку, приговаривая пронзительным голосом одну и ту же фразу: "Это кто же у нас тут? Кто этот юный мужчина? Как мы быстро растем, скоро за мной ухаживать будем?". Кроме того от Клары Ароновны пахло с такой силой, будто она вылила на себя целое ведро духов. И она всегда говорила, что ест, как птичка, что у нее совсем нет аппетита, а сама ела, будто пьяный грузчик. (я не видел, как ели грузчики, но бабушка, скорей всего видела, и так говорила про тех, кто ел много и жадно, что они едят, как пьяные грузчики).