Захребетник
Шрифт:
Так, к примеру, спасся известный звероторговец Нияз Изворотливый. Получив в порту ножевой порез от незнакомца, который поспешил скрыться, Нияз почел за лучшее в тот же день отплыть на корабле в экспедицию за четвероногим товаром. Вернулся он через четыре месяца, с прибылью распродал изловленных в лесах Ла-Ланга карликовых мандрилов, сонливцев и сумчатых копуш, осенью женился в третий раз – и зажил счастливо, в очередной раз оправдав свое прозвище.
Но это случилось позднее, а пока…
Срочным указом Салима ибн-Салима XXVIII к делу были привлечены лучшие маги Бадандена. Им вменялось в
Следовые отпечатки чар не обнаружились.
Убийца гулял на свободе, число его жертв множилось. Имелась в деле еще одна странность: показания везунчиков, выживших при вторичном нападении, и случайных свидетелей разнились меж собой. Если пострадавшие были единодушны, описывая лицо маниака, то свидетели единодушием не блистали.
Мушериф-эмир в мудрости своей решил, что вряд ли в городе орудует целая банда маниаков, и постановил: "Всем полагаться на слова жертв, а не на домыслы зевак!" В итоге словесный портрет Лысого Гения вывесили у мушерифата на всеобщее обозрение.
В портрете никто не опознал знакомого человека. Аресты, проведенные по доносам бдительных граждан, оказались ложными. Задержанных отпустили с извинениями, выплатив компенсацию. На следующий день каменщика Хасана забили до смерти палками, когда он случайно оцарапал мастерком товарища по работе. Решили – маниак. Да и один ли каменщик пострадал от сограждан, обуянных подозрениями?!
Однако в скором времени Лысый Гений оставил баданденцев в покое, открыв сезон охоты на гостей города, которые редко обращали внимание на портреты у мушерифата. Рябой собирал кровавый урожай на ниве приезжей беспечности, жители славного Бадандена вздохнули с облегчением, ибо свой халат ближе к телу, а власти не спешили отпугивать туристов предупреждениями о маниаке.
Наконец тиран Салим поставил вопрос ребром.
Чья-то голова должна быть водружена на Шест Назидания. Разумеется, лучше бы это оказалась голова маниака. Но если шест будет долго пустовать, то его вполне может украсить голова мушериф-эмира.
Мушериф-эмир вызвал обоих мушериф-баши, ведавших, соответственно, сыскным и магическим отделами Канцелярии Пресечения – и пообещал, что в случае преступной халатности его голова окажется на шесте в достойной компании.
Мушерифы-баши, вызвав подчиненных, увеличили число обещанных шестов.
Розыски маниака получили новый мощный толчок. Сыскари рыли носом землю. А их коллеги-чародеи на закрытом совещании пришли к выводу, что, возможно, под личиной Лысого Гения в городе бесчинствует демон или инфернал высокого ранга. В связи с чем было решено пригласить для помощи в охоте на предполагаемого демона…
– …прославленного венатора Фортуната Цвяха! Частным образом, не предавая огласке.
"Хорошенькое дело: не предавая огласке! – хмыкнул про себя Джеймс. – Если каждый лавочник в курсе…" Он был заинтригован, но не слишком испуган рассказом Мустафы. В инфернала он не верил – и не сомневался, что при встрече сумеет справиться с Лысым Гением.
На улице Малых Чеканщиков он не воспринял рябого всерьез, за что и поплатился. Но теперь-то мы будем во всеоружии!
– Венатор уже приехал?
– Ждем со дня на день, мой султан!
– Ну и чудесно, – молодой человек кинул оружейнику монету. – Благодарю за увлекательную историю! А теперь мне хотелось бы узнать адрес баданденской Гильдии фехтования…
– Гильдии баши-бузуков? – просиял хозяин. – О, это недалеко…
– Халва-а-а!
– Тише, глупец! Здесь халвы не любят…
– Это Али-баба, новенький… он еще не знает…
– Узнает…
Идя от лавки в Гильдию баши-бузуков, Джеймс задержался у городского мушерифата. Здание с тремя куполами сплошь покрывали странные орнаменты – стены и своды, окна и двери украшало если не монохромное кружево, то красочный ковер или сложная композиция из звезд и многоугольников.
Недаром аль-Самеди назвал орнаменты "музыкой зрения".
Но не любовь к орнаменталистике Востока остановила молодого человека. О нет! У главного входа, неподалеку от троицы скучающих стражников, из-за шлемов похожих на купола мушерифата, которые вздумали спуститься на землю и обзавестись ногами, были выставлены розыскные пюпитры.
С портретами злоумышленников, казнокрадов и грабителей, бежавших от карающей руки правосудия.
Лица негодяев, запечатленные умелой кистью живописца, явственно свидетельствовали о низменных инстинктах, ужасающих пороках и страсти к насилию. Добродетель в страхе бежала от них, честь шарахалась в сторону, а совесть рыдала за углом. Не возникало сомнений, что все это отъявленные мошенники, гнусные насильники и предатели отчизны.
В любом населенном пункте таких десять на дюжину.
Наверное, поэтому их до сих пор не поймали.
Вспомнив рассказ оружейника, Джеймс медленно шел вдоль пюпитров. От физиономий мерзавцев его тошнило, но молодой человек терпел. И не зря! – в центре первого ряда он обнаружил старого знакомого.
Художник, стараясь воплотить в жизнь все подробности, рассказанные выжившими жертвами маниака, слегка перестарался. Например, Джеймс не помнил, чтобы глазки рябого пылали таким уж демоническим огнем. И хвост волос на затылке, кажется, был короче. Вряд ли его удалось бы так залихватски перекинуть на плечо, чтобы кончик свесился ниже груди. И рябин на щеках слишком много – внешностью "охотник" напоминал раздраженного долгим заключением ифрита, как их любил изображать бесноватый живописец Адольф Пельцлер.
Но в целом, если не придираться – он!
Ниже на четырех языках сообщалось, что этот человек – крайне опасный преступник, и если в чем нуждается, так больше всего в топоре палача. За предоставление сведений о местонахождении – награда. За помощь в розыске – награда. За взятие живым или мертвым – награда.
Текст под рябым маниаком писал опытный каллиграф, специальным "лягушачьим письмом". Дедушка Эрнест рассказывал, что "лягушка" – династический шрифт баданденских тиранов. В данном случае это означало, что выплата награды гарантируется именем Салима ибн-Салима XXVIII.