Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Даллин Александр

Даже если нацистская догма запрещала подлинный союз с населением, рейх все же мог пытаться повлиять на него позитивной пропагандой. С сугубо прагматической точки зрения армия была заинтересована в подрыве сопротивления Советского Союза, а власти были озабочены сохранением безопасности и получением согласия на немецкое правление.

В начале войны казалось, что для достижения этой цели прилагались серьезные усилия. Послание Гитлера немецкому народу в утро вторжения содержало то, что оказалось его единственным прямым обращением к народам СССР. Его врагом, заявлял фюрер, был жидоболыпевизм, в то время как (вопреки ранней немецкой пропаганде) «по отношению к народам России немецкий народ враждебности никогда не испытывал». Через неделю Розенберг сделал достаточно неоднозначное заявление, которое можно было интерпретировать в том же ключе. «Национал-социализм, –

писал он, – принимает всех, кто захочет присоединиться к нему в этой борьбе». В общем потоке пропаганды, развязанной этой новой кампанией, эти два заявления выделялись как исключения. После этого не выходило никаких обращений к населению захваченных территорий, которые можно было бы истолковать в ключе обещаний на будущее.

Объем нацеленной на Красную армию немецкой пропаганды был колоссальным. До конца года над войсками противника было сброшено более 400 миллионов листовок, произведенных пропагандистскими ротами вермахта. Их содержание, однако, было весьма ограничено: в них советским солдатам предлагалось сдаться, а силы захватчиков изображались в качестве освободителей. В то время как первый посыл мог оказаться эффективным в ситуациях, когда Красная армия находилась в тяжелом положении, последний оказался полным провалом. Хотя в многочисленных сообщениях с фронта предлагалось использовать более «позитивные» и «существенные» лозунги, а сотрудники отдела пропаганды, в число которых входил ряд прозорливых немецких экспертов по советским вопросам, неоднократно выносили рекомендации по обещаниям самоуправления, земельной собственности и гражданских свобод, никаких радикальных изменений не последовало. Заявление Гитлера в начале октября о том, что война выиграна, сопровождалось приказом, запрещавшим любые высказывания в пропаганде на Востоке о судьбе советских территорий, будущих политических договоренностях, намерениях Германии и земельном вопросе.

Таким образом, мало того, что немецкая психологическая война велась без использования самых эффективных мотивов, ситуация усугублялась в силу двух важных заблуждений. Во-первых, агитация в пользу дезертирства советских солдат велась без учета политики и пропаганды на захваченных землях. Немцы наивно полагали, что Красная армия не узнает о фактическом положении дел на оккупированных территориях. На деле же «сарафанное радио» среди советского населения работало быстро и в данном случае точно. Сообщения о злоупотреблениях и жестокостях немцев внесли большой вклад в сведении эффективности предлагавших сдачу в плен листовок к нулю. Во-вторых, не менее важным был разрыв между немецкой пропагандой на завоеванных территориях и реальной деятельностью. Плакаты и обращения к местному населению обещали лучшее будущее (порой вопреки директивам сверху), однако подобные заявления внушали мало доверия при виде поведения немцев.

Новый крестовый поход

Тем временем в Германии нацистский тезис о Востоке повторялся с удивительной монотонностью и избитостью. Тема, изображавшая войну как миссию по спасению западной культуры, была развита в лозунге «обеспечения безопасности Европы». Утверждалось, что Германия получила «европейский мандат» на спасение цивилизации «европейским крестовым походом».

Образ «Востока», с которым эта фиктивная «Единая Европа» боролась, был проекцией довоенной нацистской версии русской истории. Большевизм был не более чем «современной формой стремления, которым были движимы Аттила и Чингисхан». Подробная и широко освещенная работа была предоставлена профессором Вильгельмом Шюсслером из Берлинского университета в ноябре 1941 г. на лекции «От Петра Великого до Сталина». Поскольку советская революция была лишь новым выражением великорусского империализма, Германия, утверждал Шюсслер, лишь продолжала свою двухтысячелетнюю миссию по освобождению Европы от восточного «кошмара».

Прежняя роль Германии на Востоке была преувеличена, чтобы оправдать нынешние претензии. Было обнаружено, что даже в дохристианские времена протогерманцы жили на юге России; около 200 г. до н. э., утверждали немцы, их предки добирались до Казани, Самары и Волги; ранняя «германизация» достигла своего апогея при готах, когда «пространство между Балтийским и Черным морями было заключено в скобки под скандинавским правлением». Это стало «отправной точкой для Великого германского рейха».

Народам на оккупированных территориях об этой кампании не сообщалось, но они должны были почувствовать ее последствия. Вернер Дайтц, высокопоставленный нацистский чиновник, сумел достаточно

недвусмысленно продемонстрировать, что советские граждане и их территория не имеют права претендовать на суверенитет. В специальном исследовательском проекте были рассмотрены альтернативные способы эксплуатации, основанные на той аксиоме, что «конечно же… добыча должна пойти на благо Staatsvolk [т. е. немецкому народу]», который занимает и покоряет колониальный Восток. Последний же, будучи «культурно и духовно беднее», должен быть лишен своего суверенитета. Поскольку обнаружилось, что в колониальной зоне производят больше, чем потребляют, доклад завершался словами: «Это совершенно очевидно означает, что завоеванные регионы должны предоставлять рейху больше продуктов, чем получают от него».

Была заготовлена почва для заключительного этапа нацистской пропаганды: кампании «унтерменша». Геббельс заметил в своем дневнике, что «русские – это не люди, а кучка животных… Большевизм просто подчеркнул эту расовую особенность русского народа». И Гитлер согласился.

Унтерменш

В первые месяцы после вторжения советские военнопленные произвели глубокое впечатление на немцев на Востоке. Обращение немцев с пленными, в свою очередь, было, вероятно, первым существенным фактором, который настроил многих восточников против своих «освободителей».

Огромное количество советских солдат сдалось в плен в немецких котлах – более двух миллионов человек лишь за пять самых крупных сражений.

В массах советских военнопленных немецкая пропаганда разглядела свидетельство восточной неполноценности. Почти сразу после начала вторжения немецкие газеты начали публиковать фотографии красноармейцев, называя их «восточными вырожденцами». «Вот как выглядит советский солдат», – гласила типичная подпись; «азиатские и монгольские физиономии из лагерей военнопленных».

Именно в связи с этими фотографиями впервые появился термин Untermensch (недочеловек). Эти военнопленные – а значит, и все советские люди – были «низшими представителями человечества, воистину недочеловеками». «Когда борьба не имеет смысла – они борются. Когда шансы на успех еще есть – они отказываются бороться либо борются совершенно неправильно».

Эта тема была полезна и проста в использовании. Гитлер назвал восточников «монгольской угрозой»; СС вторило: «унтерменш». «Что при татарах, что при Петре I или при Сталине, этот народ рожден для ярма». Именно СС сыграли особую роль в пропаганде концепции «недочеловеков». Одна из их первых публикаций после начала вторжения официально завершила идентификацию режима и людей. Была опубликована брошюра СС: «Действительно, самая что ни на есть большевистская армия. Миллионы, обработанные всеми средствами массовой психологии, ставшие безмозглыми, пролетаризированными, с шорами на глазах; их звериные инстинкты были доведены до фанатизма, самих их превратили в машины: машины, созданные для атаки, для подавления, для сокрушения и слепого уничтожения… Машины, которые нельзя взять и переделать обратно в человеческих существ, способных рассуждать или сочувствовать беззащитным».

Хотя эта брошюра была всего лишь руководством для учебных курсов СС, другая публикация получила гораздо более широкое распространение и со временем снискала дурную славу. Эта подготовленная, проиллюстрированная и распространенная учебным отделом СС брошюра продавалась во всех газетных киосках на протяжении нескольких месяцев. Она носила название «Der Untermensch»; ее 50 с лишним страниц состояли в основном из фотографий, тщательно подобранных с целью обыграть контраст между «восточными вырожденцами» и чистыми, здоровыми «нордическими немцами». Эта брошюра эффективно продемонстрировала неполноценность «восточных преступников» и завершалась зловещим воззванием: «Недочеловек восстал, для того чтобы покорить мир… Европа, защити себя!»

Эта ядовитая и примитивная пропаганда была рассчитана на то, чтобы толкнуть немцев на большие жертвы и установить надлежащее отношение к восточному населению. Когда дело дошло до «недочеловеков», СС объявили мораторий даже на свои обычные крупицы моральности.

Кампания против недочеловеков не могла не привести к серьезному пренебрежению и жестокому обращению с военнопленными. Это также мешало советским гражданам поддерживать своих новых хозяев. Жестокое обращение с пленными вскоре стало достоянием общественности и вышло немцам боком. Кампания против «недочеловеков» со всеми вытекающими последствиями была огромной тактической ошибкой, но она была естественной частью нацистского мировоззрения.