Закаленные крылья
Шрифт:
Теперь все лавры достались генералу Алексенко. Падораро и я просто не находили слов, чтобы выразить наш восторг, хотя мы знали, что позже нам продемонстрируют еще более крупные достижения.
– Товарищ Алексенко, - с нескрываемым восхищением обратился к нему Падораро, - если бы мы действительно воевали, то вражеские самолеты были бы полностью [264] уничтожены. Казалось, это был полет даже не самолетов, а каких-то космических тел, проносящихся мимо нашей планеты. Как румын, я вам скажу одно: счастлив, что мы союзники!
В чистом небе показались транспортные самолеты. Эти малоподвижные по сравнению с истребителями машины
Воздушный десант захватил огромную территорию. С первых же минут удалось занять аэродром, расположенный неподалеку от моря, и караваны самолетов начали высадку на нем войск и боевой техники. Воздушные десантники соединились со своими морскими коллегами, и вскоре противник был полностью разгромлен, а его территория оказалась в руках наступавших войск.
Но, разумеется, на этом все не закончилось. Пока еще не сказали свое слово танки обеих сторон. Крупное «сражение» мы запланировали на следующий день, и штабы круглосуточно готовились к нему. Алексенко, Падораро и я снова заняли удобную для наблюдения позицию. Вокруг простиралась пересеченная местность, и на одной ее стороне с самого утра начался напряженный «бой». Танки сторон пока не подавали признаков жизни, как будто нарочно выжидали, пока другие рода войск истощат свои силы, чтобы в конце ворваться в самое пекло. Вместе с танками готовилась принять участие в сражении и авиация - советская, румынская и болгарская. Вот почему мы, трое командующих, не могли быть спокойными. Мы поддерживали постоянную связь с командными пунктами на аэродромах, давали последние указания и распоряжения, а в это время танковый бой разгорался с невиданной силой и ожесточением. Две огромные лавины, наступая, осыпали друг друга градом снарядов. Танки с ходу преодолевали ложбины, [265] заросли кустарников и деревьев. Земля содрогалась от грохота моторов, и гусеницы танков оставляли глубокие следы на влажной земле; казалось, врезаясь в нее, они причиняют земле боль.
На другой день первыми в сражение вступили румынские летчики, а вслед за ними - советские и болгарские. Мы, как хозяева, давали гостям преимущество во времени и на местности. Летчики каждой страны демонстрировали свой почерк в полетах и ведении воздушного боя. Румыны наносили удары эскадрильями в стройном и плотном боевом строю. К объектам они подходили на средней скорости и на высоте шестисот - восьмисот метров. Советские летчики, рассредоточив свои боевые порядки, шли на меньшей высоте от земли. Это создавало возможности для большей маневренности и свободы действий.
Болгарские летчики летали на предельно малых высотах, почти над самой землей, и наносили свои удары, используя все приемы ведения воздушного боя.
В разгар «сражения» трибуну, где находились официальные лица, покинул один генерал, на которого была возложена ответственность за безопасность учений. Он быстрыми шагами направился к командному
– Это ни на что не похоже, дорогой!
– менторским, не терпящим возражений голосом читал он мне мораль.
– Вы вступаете в противоречие с «Инструкцией о безопасности учении». Нет, вы представляете себе, что из всего этого может получиться? Ведь ваши самолеты не летают, а почти бороздят землю.
– Товарищ генерал, - попытался я объясниться с ним, - а если бы это была настоящая война, вы все равно ставили бы вопрос о том, на какой высоте мы летаем? Мы же проводим эти учения для того, чтобы научиться воевать.
– Не спорьте, Симеонов, а выполняйте приказ!
Пока этот генерал старался навязать мне свою волю, другой генерал, тоже болгарский, подошел к министру. Он, точно сговорившись со своим коллегой, начал в тех же выражениях:
– Это же ни на что не похоже, товарищ министр! Так летать опасно! Должен искренне признаться: очень опасаюсь, как бы какой-нибудь самолет не разбился… [266]
А здесь находятся члены Политбюро и члены правительства. Нельзя позволять подобное своеволие. Генерал Симеонов выбрал неподходящее время для демонстрации руководству возможностей авиации.
Министр посмотрел на него, все еще не веря, что тот говорит серьезно. Но генерал был крайне взволнован, озабочен и даже разгневан.
– Летчики выполняют приказ министра!
– ответил ему генерал Джуров.
– Именно этим действиям маршал Гречко дал очень высокую оценку. Он подчеркнул это в моем присутствии в разговоре с товарищем Живковым.
Я тогда еще ничего не знал об этом разговоре. Огорченный и недоумевающий, я отдал приказ последующие полеты выполнять на большей высоте. Приказ относился к завтрашнему дню, так как в тот день авиация уже закончила программу своих действий.
Полеты наших самолетов на следующий день вызвали недоумение. Маршал Гречко спросил министра народной обороны:
– В чем дело? Я о болгарах имел совсем другое мнение и считал, что они всегда были последовательными. Почему сегодня авиация уже не действует на малых высотах и так же дерзко, как вчера?
– Я и сам не понимаю, чем объяснить эту перемену, товарищ маршал.
– Тогда вызовите Симеонова, пусть он лично нам доложит! Чем вызван этот шаг назад?
Я поднялся на официальную трибуну в подавленном настроении.
– Товарищ Симеонов, почему сегодня ваши самолеты летают так высоко?
– спросил меня маршал Гречко.
– А как им летать, товарищ маршал?
– Я как раз об этом вас и спрашиваю. Или вы испугались собственных действий? Воевать надо, не ведая страха, генерал, не ведая страха! Вчера вы продемонстрировали изумительную технику пилотирования, показали такое, чему все позавидовали, а сегодня вы выступаете весьма посредственно. Чем объяснить эту метаморфозу?
Я не выдержал и засмеялся. У меня словно гора свалилась с плеч.
– Выполняю приказ. [267]
– Чей приказ?
– А вы разве ничего не знаете? Вчера ко мне пришел генерал, отвечающий за безопасность полетов, и имел со мной весьма серьезный разговор.
– А вы и испугались?
– рассмеялся Гречко.
– Вот мой вам совет: действуйте так же, как и вчера.
Мне впервые довелось разговаривать с маршалом Гречко, и, хотя я услышал от него всего лишь несколько слов, мне показалось, что мы давно, очень давно знакомы.