Закаленные крылья
Шрифт:
Диктор снова овладел вниманием публики.
В небе, как в калейдоскопе, несколько самолетов показывали самые разнообразные фигуры высшего пилотажа. И ни разу эти фигуры не повторились. Онемев, житель Банско пристально следил за тем, как самолеты [256] с невероятно резким свистом пролетали так низко над землей, что ему удавалось рассмотреть пилотов в кабинах. Удивлялся всему увиденному и добруджанец, незадолго перед этим пытавшийся сразить жителей Фракии рассказами о море. До сих пор он видел самолеты, летавшие по горизонтали, а здесь они взмывали вертикально, как ракеты, или выполняли самые различные фигуры высшего пилотажа. Потом в воздухе завязался воздушный «бой». Самолеты, окрашенные
Публика неистово аплодировала, восторженно приветствуя летчиков, а иностранцы, онемев от волнения, только щелкали затворами своих фотоаппаратов. На трибуне руководители партии и правительства оживленно комментировали выполнение сложных фигур высшего пилотажа и высадку воздушного десанта. Когда было объявлено об окончании парада, все искренне сожалели о том, что такое редкое по красоте зрелище было столь кратким.
В этот напряженный день предусматривалась и заключительная часть, не менее интересная, чем предыдущие: торжественный ужин в ресторане «Тримонциум». В самом просторном зале ресторана за столами, уставленными напитками и различными блюдами, сидели летчики и гости. Произносились речи, предлагались тосты. В моей речи одна мысль особенно пришлась по душе и летчикам, и гостям. Не то чтобы я сказал что-то исключительное, а просто выбрал удобный момент, чтобы высказать это. Приблизительно это прозвучало так:
– Если сегодня летчики показали себя с лучшей стороны, то это не потому, что хотели блеснуть перед вами, хотя и это было бы естественно. В них горит вечный огонь стремления овладеть тайнами неба. Откуда взялся этот огонь? Он передавался от отцов к детям.
В качестве примера я привел Жулева и Кириллова. У первого отец сражался в составе интернациональных [257] бригад в Испании, а у второго отец был помощником партизан Среднегорья.
– Этот огонь, - продолжал я, - как эстафета, передан нам партизанскими отрядами, и поэтому у наших летчиков высокое чувство ответственности и такой высокий боевой дух.
Речь Первого секретаря партии была настоящей похвалой упорству и подвигу летчиков. Всех поразила изумительная способность Первого секретаря ЦК с первой же встречи вникнуть в самые сложные проблемы и понять душу летчиков.
Но самым неожиданным из того, что случилось в тот день, было предложение товарища Живкова учредить День военно-воздушных сил. Это вызвало такой неудержимый восторг у летчиков, что они не дали ему даже договорить. А он стоял и только улыбался.
И праздник стал еще веселее. Люди забыли о тяжелом, изнурительном труде в небе.
* * *
Воздушные парады вошли в историю болгарских военно-воздушных сил в памятном 1962 году. Эти парады состоялись за четыре или пять лет до крупных учений «Хемус», проведенных на болгарской территории с участием советских и румынских войск. Если я перескакиваю с одного события на другое, то это вовсе не означает, что обо всем периоде между ними нечего рассказать. Мы в авиации работали с полным напряжением. Результаты нашей работы должны были выявиться при проведении крупных учений, запланированных на Черноморском побережье.
Всю ночь волны монотонно бились
За шумом самолетов следили и часовые на берегу моря. Вдруг раздался грохот артиллерийской канонады. Значит, вражеские эскадрильи наконец обнаружены, и теперь их не оставят в покое! Всем известно, что во время учений кровь не проливается, однако люди не могли отделаться от мысли, что каждые учения напоминают войну. Хотя бы внешне. Летчикам, наверное, нелегко атаковать противника в темноте.
Доносившееся издали эхо канонады то почти замолкало, то усиливалось, а в авиационных штабах дежурные торопились как можно быстрее нанести на карту местонахождение обнаруженных кораблей. Кто знает, где они задумали высадить десант? Хотя уже давно перевалило за полночь, дежурные боевые расчеты в штабах продолжали свою лихорадочную деятельность.
На небольшой высотке над морем стояли два генерала и один полковник: русский, болгарин и румын - три руководителя авиации, принимавшей участие в учениях. У нас было достаточно поводов для волнений в связи с предстоящими учениями, но не меньше было и переживаний, вызванных нашей необыкновенной встречей на берегу Черного моря. Когда-то мы все трое вместе учились в СССР. До самого рассвета, пока нас целиком не поглотила работа, мы вспоминали о совместной учебе. В палатке закипал чайник, и это возвращало нас в прошлое, приятное, незабываемое. Полковник Падораро, произносивший русские слова с сильным румынским акцентом, вдруг вспомнил один интересный случай. Генерал Алексенко подтвердил, что нечто подобное имело место, но он забыл, совсем забыл подробности. Зато он хорошо помнил, что Падораро на защите дипломной работы уверенно отвечал на заданные ему очень сложные вопросы и комиссия осталась вполне удовлетворенной.
– Да разве можно сосчитать, сколько деревьев в лесу?
– рассмеялся Падораро.
– Так и человек не в состоянии удержать все в памяти.
– Но эти учения мы запомним, - ответил Алексенко, смакуя крепкий чай.
– Крупные события как высокие вершины - все их [259] видят и помнят!
– сказал Падораро.
– Правда, товарищ Симеонов?
– О вершинах ты правильно сказал. Но мне хочется не только видеть их и помнить, но и подняться на самый верх, - ответил я.
– Когда люди попадают в трудные ситуации, они еще больше сближаются.
– Вот мы вместе стоим у подножия еще одной вершины!
– воскликнул Падораро.
– Остается пожелать друг другу вместе овладеть ею, а потом и многими другими вершинами.
– Ты прав, Симеонов, - согласился румынский полковник.
– Даже если мы и идем разными путями, все равно держим путь к одним вершинам.
Уже рассветало, и мы втроем решили посмотреть на море, проснувшееся с первыми проблесками зари. Сначала оно показалось нам холодным и серым, на нем кое-где только появились светло-лиловые, а потом красные тени. И тогда над ним словно распустились цветы изумрудного и рубинового цвета. А когда показалась половина солнечного диска, то море будто покрылось золотистой тканью.