Закаспий
Шрифт:
– Юзеф, ей-богу, ты поспешил. Не надо было говорить графу ни о каких подарках, - упрекнула мужа Нелли Эдуардовна.
– Он бы и знать не знал ни о каких чемоданах.
– Он и так не знает, - добродушно отозвался Юнкевич.
– Я же не сказал ему, что Теке-хан прислал два чемодана и два ящика. А из этого следует... Что из этого следует, Николай Иваныч?
– Не могу знать, ваше превосходительство.
– Я думаю, граф не обеднеет, если половину присланного мы утаим. Это будет по-божески. Душечка, вели домработнице, чтобы один чемодан и один ящик поставила в чулан.
– Ну, это еще куда ни шло, - согласилась Нелли Эдуардовна, наградив мужа благодарным взглядом, и удалилась в другую комнату. Оттуда донеслись ее распоряжения.
Вскоре приехал граф Доррер. Зычные сигналы клаксона за воротами оповестили о его прибытии. Слуга, взбежав на айван, испуганно доложил:
– Их сиятельство просят! Прикажете впустить?
– Не трясись и не суетись, - одернул слугу Юнкевич.
– Или графов никогда не видел. Иди открывай ворота.
Сам Юнкевич тоже спустился к воротам, где мирно рокотал мотор «Руссо-Балта».
Граф Доррер пожаловал не один - с ним два здоровяка в подпоясанных косоворотках и хромовых сапогах. Сам он в белом, с кремовым оттенком, чесучовом костюме и белых штиблетах, в соломенной шляпе. Высок, хорошо сложен и, судя по энергичным движениям и рокочущему бархатистому голосу, здоров и прекрасно настроен. Слуг своих, выряженных на прибалтийский лад, он тотчас отправил на тахту, где сидел Бяшим-пальван. Поздоровавшись с Юнкевичем, взял его беспардонно под руку, помог подняться по ступенькам на айван. При этом отпустил шуточку: «Мирандолина, спасайтесь, граф Альбафьорита его собственной персоной!». Нелли Эдуардовна расцвела от этих слов. Неделю назад на сцене Народного дома она играла Мирандолину - и вот, поди ж ты, оказывается, граф был на спектакле и запомнил ее.
– Граф, вы так любезны!
– расплылось в улыбке лицо Нелли Эдуардовны.
– Я польщена вашим вниманием. Ах, если б вы знали, сколько отдала я сил и старания, чтобы перевоплотиться в трактирщицу!
– Ваши старания не прошли даром.
– Граф поцеловал ей руку и подморгнул.
– Из чопорной дворянки вы превратились в очаровательную плутовку.
– Пожалуйте, Георгий Иосифович, к столу, мы так ждали вас.
– Ей-ей, у вас даже интонация та же, что и на сцене, - вновь польстил граф, проходя в гостиную и садясь к столу.
– Вам, Юзеф Казимирович, должно быть стыдно за то, что так долго держали в четырех стенах такой блистательный талант.
– Ужасно стыдно, граф, прямо не знаю куда мне деться. Что изволите пить? Коньяк... Ром... Мадеру... Шампанское?
– Господа, да вы что!
– деланно возмутился Доррер.
– Ну кто же пьет в такую жару?! Разве что извозчики на Русском базаре или какие-нибудь армяне, что гонят свое вино и сами от него не просыхают... Вы меня извините, но ни пить, ни есть я не буду. Впрочем, кисточку винограда попробую. В прошлый приезд Теке-хан привез мне корзину бескосточкового сорта - прелесть... М-да, так что там случилось у Теке-хана? Я, признаться, толком не уразумел, кто умер. Родственник, что ли?
– Хуже, ваше сиятельство. Родственник бы умер - куда ни шло, а то - арестант из тех сорока, которых вы раздобыли хану текинскому. Теперь, как докладывает мой инженер господин Лесовский, будто бы пристав Бахара припугнул Теке-хана оглаской.
– Пристав Султанов?
– Граф выпрямился, лицо его напряглось, глаза сделались строже.
– Так точно, ваше сиятельство.
– Этот негодяй может помешать делу, - сердито заметил граф.
– Что же Теке-хан, или этот же инженер не могли принять меры предосторожности?
– Николай Иваныч, ответьте графу, - обратился Юнкевич к Лесовскому, сидящему рядом с хозяйкой.
– Не ведаю, что вы имеете в виду, ваше сиятельство, - вступил в разговор Лесовский.
– Но я, например, не вижу способа, который бы мог предостеречь босых и оборванных арестантов от укусов змей, фаланг, скорпионов и прочих тварей, населяющих кяриз. Нужны спецовка, сапоги резиновые, рукавицы...
– Общежитие с люстрами, кабак, бордель с красными фонарями, - становясь с каждым новым словом все злее и злее, подхватил граф.
– Нет уж, распрекрасные господа, пусть этот сброд дохнет в вонючих канавах подземелья. Этот сброд гораздо страшнее для нас, чем все рептилии и насекомые вместе взятые. Эка невидаль - сдох какой-то арестант! Делать из этого трагедию, право, господа, нелепо и даже смешно!
– Но ведь не в смерти дело, ваше сиятельство, - возразил Юнкевич.
– Смерть заключенного обнажила в некотором роде наши скрытые комбинации. Если пристав Султанов подаст рапорт начальнику области, а другой рукой накатает донос на имя министра внутренних дел, то этот жалкий арестант, отдавший богу душу, станет свидетелем нарушения закона графом Доррером и его сообщниками.
– Не делайте из мухи слона!
– раздраженно посоветовал Доррер.
– Рапорт бахарского пристава не уйдет дальше областной канцелярии. А, как известно, всеми судебными делами в Закаспии ведаю я... Словом, ваши страхи - всего лишь буря в стакане воды... И простите за дерзость, но у меня больше нет ни минуты времени засиживаться здесь. Будьте любезны, Юзеф Казимирович, выдать моим слугам багаж, который доставлен от Теке-хана.
Граф вышел из гостиной, окликнул своих людей, те, с легким проворством взбежав на айван, вынесли чемодан и ящик, и уже направились к воротам, но граф остановил их.
– Постойте, постойте... Если мне не изменяет память, люди Теке-хана взяли от меня два чемодана. Да и Теке-хан вчера звонил и сообщил, что передал два чемодана и два картонных ящика.
– Ваше сиятельство, но ведь и мой Юзеф заодно с вами, - забеспокоилась Нелли Эдуардовна.
– Справедливости ради, надо бы открыть чемодан и ящик, посмотреть, что в них, и разделить поровну.
– Черт меня побери, вы что, дураком меня считаете?!
– вконец разозлился Доррер.
– Где еще один чемодан и ящик? Господин инженер, сколько чемоданов и ящиков доставили вы сюда от Теке-хана?
– Два чемодана... и два ящика.
– Лесовский едва не засмеялся, глядя на трагикомедию, разыгравшуюся в доме управляющего.
– Ну так какого же черта вы мудрите и изворачиваетесь!
– пристыдил граф Юнкевича.
– И вы хороши, Нелли Эдуардовна. Сыграв роль Мирандолины, вы с блеском ее исполняете и в жизни.