Закаспий
Шрифт:
– Ишан Сейиталла, убедитесь и вы своими собственными глазами в том, что на этом месте никогда не было никакой могилы.
– Ва-алла!
– удивленно воскликнул ишан, до этого времени с опаской следивший за кощунством людей в «городе мертвых».
– Святой ишан, мы ни в чем не виноваты, - взмолился Мамедяр
– Вы виноваты, сын мой, ибо настаиваете, что это ваше родовое кладбище, - благочестиво пояснил ишан.
– Но это кладбище не имеет никакого отношения к исламу.
– Ишан-ага, мы темные люди. Как нам сказали старшие, так мы и считаем. Слово
– Как видите, ваши аксакалы обманули меня и вас, - вновь заговорил Теке-хан.
– Скорее всего, они хотели доказать, что все тут принадлежит им. Теперь, когда истина восторжествовала, я прошу вас, господа, - он поклонился Хазарскому, затем Султан-беку, - разрешить мне сжечь это змеиное место и заняться разработкой боковой ветви моего кяриза.
– Да, Теке-хан, просьба ваша убедительна, и я разрешаю вам - согласился начальник уезда.
– Вы Султан-бек, проследите, чтобы не было со стороны гапланцев никаких козней.
– Само собой разумеется, - удовлетворенно отозвался пристав.
– Пусть только попробуют! Ты слышал, Мамедяр, о чем мы ведем речь? Ну так не вздумай оказать сопротивление. Вся эта земля принадлежит Теке-хану, а в древности принадлежала его предкам. Ты и твои люди должны молиться великодушию хана текинского - он мог бы давно обратиться в кяризный суд и отобрать кяриз, которым вы сейчас пользуетесь. Но Теке-хан терпелив, и пока не желает вам никаких неприятностей. Будь я на его месте, я бы вас, голодранцев, всех своими батраками сделал!
– Кяриз нам пожалован господином генералом Куропаткиным!
– стоял на своем Мамедяр.
– Мы никому не отдадим свою воду.
– Ладно, господа, не обостряйте прежде времени своих отношений, - попросил начальник уезда.
– Достаточно на нашей земле и других забот. Вам, старшина Мамедяр, для пользы дела следовало бы спуститься в колодец и убедиться в том, что он соединен галереей с кяризом Теке-хана. Господин инженер, вы не смогли бы провести старшину по галерее?
– Отчего ж не провести, если это требуется, - согласился Лесовский.
– Прошу, Мамедяр-ага.
– Потом полезу, - отказался старшина, - Давай-те поедем ко мне - угостимся немного. Нехорошо это, господа, вы побывали в моем ауле, а в кибитку ко мне не зашли, хлеба не отведали.
– Узнаю истинного туркмена!
– Султан-бек довольно потер руки и засмеялся.
– Поехали, господа, грех пренебрегать гостеприимством.
– И кавалькада отправилась к кибиткам аула.
Спустя час от кибиток Мамедяра по всему аулу, вместе с сизым дымком, распространялся ароматный запах шашлыка. Гости в ожидании угощения полулежали, сунув под локти подушки, за шахматной доской. Играли начальник уезда и пристав. Инженер Лесовский был рядом с ними, следил за каждым ходом, иногда подсказывал тому или другому. Что касается Теке-хана и ишана Сейиталлы, они ходили от кибитки к кибитке - выслушивали просьбы и жалобы аульчан, но не забывали каждому напомнить о закяте. [закят – налог в пользу мечети]
– Слуги аллаха всегда будут преуспевать больше нашего, -
– Меня всегда поражал их фанатизм. Они не упускают ни одной минуты, не поступаются ничем ради религии. Джадиды в этом отношении менее фанатичны. Но, наверное, так оно и должно быть. Религия обращена руками к небу, а истинное, разумное просвещение простирает руки к народу. К тому же ишаны и муллы повелевают, а джадиды взывают и просят. Истинное просвещение несовместимо с насилием.
– Н-да, господин Хазарский, это, конечно, так, - тупо и рассеянно, совершенно не вдумываясь в суть беседы, соглашался пристав, поправляя пенсне.
– Так-то оно так.
– Начальник уезда взял ферзем коня, бросил на ковер и, удовлетворенно разгладив седеющую бородку, тверже повторил: - Так-то оно так, да что-то я не вижу особой заботы к новометодному обучению с вашей стороны, Султан-бек.
– Стараемся, господин начальник, Бахарскую русско-туземную школу посещают уже не меньше двадцати детей.
– Не знаю, не знаю, - недовольно возразил Хазарский.
– Вчера я зашел в школу и там застал всего восемь учеников. Впрочем, ничего удивительного нет в том, что ваша новометодная школа пустует. Вам бы, Султан-бек, следовало съездить в Артык и посмотреть, как ведет занятия Татьяна Текинская! У нее в школе лучше, чем дома: на столе глобус, на стенах красочные наглядные пособия... Или возьмем Мухаммедкули Атабаева. В Мерве у него нет отбоя от учеников. Между прочим, он, как и я, считает главными противниками просвещения ишанов и мулл, которые идут на все, лишь бы изолировать туркменских детей от русских. Вы же, Султан-бек, не можете заполнить детьми один-единственный класс, а Мухаммедкули жалуется мне на недостаток мест в его школе.
– Хов, господин полковник, я разве учитель?
– удивленно возразил Султанов.
– Я все понимаю, не лыком шит, как говорят русские. Я тоже окончил военную академию и соображаю - что к чему. Но в Мерве и Артыке в учителях сидят высокообразованные люди, а у меня в Бахаре учит детей дочь фельдшера, ремингтонистка.
– Это вы о Ларисе Евгеньевне?
– удивленно спросил доселе молчавший Лесовский, и с некоторой обидой в голосе возразил: - Я бы не сказал, что она малообразована. Архангельская весьма и весьма начитана, знает немало стихов наизусть. Да и вообще, суждения этой барышни о жизни довольно зрелы.
Начальник уезда и пристав, видя, с какой запальчивостью Лесовский защищает дочь фельдшера, многозначительно переглянулись, и Хазарский лукаво пошутил:
– Я вижу, Николай Иваныч, вы не теряете зря время. Мы тут с приставом живем не один год, но таких точных сведений о дочери фельдшера не знаем. Смотрите, Султан-бек, как бы этот молодой человек не увел у вас из-под носа вашу ремингтонистку!
Султанов засмеялся, но за стеклышками пенсне в глазах у него появились такие хищные огоньки, что Лесовского передернуло от нахлынувшей ревности. Это не ускользнуло от внимательных глаз Хазарского, и он тотчас погасил свою шутку.