Закаспий
Шрифт:
– Да, господа, образование в наше время - главное. И вся суть в том, где и на каком уровне получил тот или иной из нас образование: Бухарское медресе - одно, Петербургский горный институт или военная академия - другое. Только не сочтите меня за русофила- я далек от того, чтобы насаждать на земле туркмен все русское. Но, увы, образование и наука должны к нам идти через Россию и Западную Европу. Азия и весь Восток отстают от передовой европейской культуры только потому, что не могут сбросить с себя или выбросить из головы отжившие догмы ислама. Наш Хорезм породил человека, который дал миру алгебру, но, увы, господа, вряд ли вы отыщите сейчас в Хорезме хоть одного человека, который мог бы решать алгебраические задачи. Алгебра движет умы передовой общественности Европы и Америки, Восток же дремлет под куполами медресе, отставших на целое тысячелетие от европейских университетов. Передовое учение пробуждает высшее сознание у общества, а наше...
– Хазарский брезгливо махнул рукой.
– Господин полковник, - самодовольно заулыбался Султанов.
– Вы оставили свою пешку, и я беру ее. К тому же я не согласен с вашей последней фразой. Передовое учение преподносит нам то одну, то другую революцию. Но неужели у бунтарей, а не у нас высшее сознание?
– Я имел в виду чистую науку, а вы говорите о политике.
– Хазарский сделал очередной ход и прибавил к сказанному: - Если забираться глубже в существо вопроса, то я должен вам сказать, Султан-бек, что лидеры бунтарей как раз и отличаются незаурядными умами. Кант, Гегель, Маркс, Лавров, Бакунин... кто там у них еще... Это прежде всего ученые-философы, а, следовательно, они и несут в черные бунтарские массы передовые мысли. Они не отделяют общую грамотность от политической, но...
– Начальник уезда поднял над доской «офицера», покрутил фигуру в пальцах, объявил «шах» и, наблюдая за противником, вернулся к неоконченной фразе: - но чтобы разбудить бунтарскую чернь, привести ее к стадии высшего развития - социалистам, марксистам и прочим «истам» потребуется не одно столетие. Мы немного опережаем их в своей программе.
– Вы кадет?
– поинтересовался Лесовский.
– Я, прежде всего, либерал. А вы, смею вас спросить?
– Я не состою ни в какой партии.
– Почему?
– Не привелось, знаете. Но я всегда поддерживаю народные программы
– Значит, вы - либерал.
– Хазарский разменялся на доске «офицерами».
– Да и служите вы в земстве. Вся земская интеллигенция стоит за общинное землевладение. Сейчас, сию минуту, вы находитесь как раз на общинной земле.
Длинное лошадиное лицо Султан-бека расплылось в ехидной улыбке - слишком забавным ему показалось рассуждение начальника уезда.
– Господин Хазар-хан, - растянув губы, произнес он, - если вы защищаете общинное земледелие, то почему стоите на стороне самого ярого феодала, Теке-хана? Не противоречат ли ваши действия либеральной программе?!
– По-моему, Султан-бек, у вас набралось слишком много ума!
– сердито оборвал пристава начальник уезда.
– Да, конечно, - не дрогнув, согласился Султанов и откровенно рассмеялся.
– Знаете, Хазар-хан, что говорится в туркменской притче: «Спросим у муравья: «А почему у тебя такая тоненькая, как у девушки, талия?» - «Заткнись!» - сердито ответил муравей.
– Наглец... Скажи у меня еще хоть слово!
– Начальник уезда перевернул шахматную доску, сбросив фигуры, и поднялся с ковра.
– Научились болтать! Да что вы понимаете в либерализме?! Вы - тупой исполнитель чужой воли! Пять лет назад вы надевали на всех подряд столыпинские галстуки! Вы душили буржуазную революцию, а теперь задумали заигрывать с ней!
– Господин полковник, я исполняю вашу волю.
– Султан-бек, побледнев, встал и развел руками.
– Вы сказали: «Поедем, поможем Теке-хану», поэтому я здесь.
С совершенно испорченным настроением начальник уезда вышел из кибитки. Хотел было направиться к скакуну, ибо отпала всякая охота садиться за дастархан, но Мамедяр, увидев офицеров, заспешил к ним
– Господа, все готово, заходите в эту кибитку!
– он указал на белую юрту, стоявшую напротив, и властно распорядился; - Халил, Бабакули, полейте господам на руки!
Слуги бросились к кумганам, предлагая услуги уездному начальнику, приставу, русскому гостю. Помыв pyки они вновь сели на ковер, за уставленную блюдами скатерть. Вскоре подоспели Теке-хан с ишаном, и трапеза началась.
Начальник уезда, помня о насмешке Султан-бека, незаметно выходил из неловкого положения, угождая старшине аула:
– Мамедяр, ты хороший человек. Голова у тебя, как у настоящего хозяина общины... Шашлык тоже прекрасный...
Султанов хмуро дул на горячие кусочки мяса. Остальные единодушно поддерживали в похвалах Хазарского. Мамедяр, млея от удовольствия, торопливо благодарил:
– Спасибо, ваше высокоблагородие. Я никогда не забуду этот день. Вы оказали мне большую честь. Если прикажете, мы зарежем еще одного барашка!
– Спасибо, спасибо, больше ничего не надо. Главное, помните и не забывайте о нас. Подати, налоги, в первую очередь, остальное, как говорят русские, приложится...
После обеда гости покинули аул.
Мамедяр долго смотрел им вслед и не мог понять, почему под могильной плитой Ораз-Баба-ходжи оказался колодец?
VII
Заросли подожгли со стороны ханского кяриза, чтобы змеи и все прочие твари бежали от огня через древнее кладбище, минуя колодцы кяриза и человеческое жилье. Белесый дым, подхватываемый ветром из пустыни, стелился по холмам, скапливался на отрогах, и, поднимаясь, смешивался с облаками.
Пока полыхало пламя, пожирая растительность, джигиты из аула Теке-хана с лопатами и ржавыми старыми саблями стояли у кяризных колодцев - на случай, если поползут сюда змеи. Лесовский тоже был здесь - разъезжал на коне, наблюдая за пожаром. Но как только ближняя сплошная стена кустарников сгорела и огонь понесся, пожирая все на своем пути, к горам, инженер решил, что ему самое время съездить в Бахар и навестить Ларису Евгеньевну. Он давно томился, отыскивая возможность расстаться на время с делами и посвятить вечерок встрече с ней.
Знакомой дорогой мимо аула гапланцев прорысил он на коне. С дороги увидел людское скопище на склоне. Люди, подпрыгивая, словно в каком-то ритуальном танце, колотили палками и кольями по тазам и чашкам, при этом выкрикивая что-то угрожающее. Лесовский без труда догадался, что Мамедяр таким образом отпугивает от своего селения змей. Подъезжая к Бахару, слева в ущелье, Лесовский вновь увидел еще один пожар. Этот, пожалуй, был грандиознее, и горели не ежевичные кусты, а, судя по всему, деревья. «Да это же, действительно, пожар!
– испуганно подумал инженер.
– Загорелся лес на склонах... Неужели огонь с кяриза переметнулся на такое расстояние?!» Лесовский подумал, что надо, не мешкая, сообщить приставу, хотя, конечно, люди давно уже знают о пожаре, - не спичка же горит.