Закат Аргоса
Шрифт:
— Вот теперь знаешь! Ну, не держи зла. Оба мы тогда были дураки-дураками, ветер в голове, даром что почитали нас за великих бойцов… Мышь! — вдруг закричала Ив, указывая пальцем куда-то в угол. — Вон, вон подбежала!
Лю Шен завизжала так, что у всех присутствующих заложило уши, и, забыв о всяком достоинстве и порядке, взлетела на скамью, с ужасом глядя в том направлении, куда показывала Ив.
— А если б там было две мыши, — опросила женщина, — ты что, на потолок бы влезла? Ой, не могу! Ну, хоть что-то в тебе, узкоглазая, человеческого есть, коли еще способна чего-то бояться! Только самая-то мерзость не в норе под полом гнездится, а в человеческой
— Нe понимаю, о чем твои речи, госпожа, — пробормотала кхитаянка, пунцовая от стыда за свою слабость.
— Что ты пристала к девчонке, — вступился Конан, — ревнуешь, что ли, старая перечница? Это зря! У меня жена есть, а Лю Шен мне как дочь.
— Хорошая дочь, почтительная, это славно, — кивнула Ив. — Которая ради родителя хоть кого своей рукой четвертует и куски скормит псам. Так ведь, девонька? — и прежде, чем Лю Шен успела хоть что-то ответить, добавила: — Я тебе, пугливой такой, подарочек сделаю, котика серого принесу, чтоб мышей гонял, хочешь? Только уж ты, будь любезна, не убивай его, если, не ровен час, зашипит на твоего господина, а то ты больно быстрая на расправу, р-раз — и дух вон… из котика. Потом сама плакать будешь, да сделанного не вернешь.
Лю Шен поднесла руку к горлу, чувствуя, как ее гортань сжимается до размеров соломинки и не дает дышать.
— Ну, друг, пойду я, — поднялась Ив. — Загляну еще как-нибудь, если взашей не прогонишь, правитель!
— Тебя, пожалуй, прогонишь, — ласково возразил Конан. — Ив, поедешь со мной в Тарантию? Всё равно ты здесь одна.
— Поеду, погляжу, что за женщина твоя Зенобия, которая на тебя узду сумела накинуть, — охотно согласилась Ив. — Да я еще и в Мессантии тебе успею надоесть. Долго в Аргосе пробудешь?
— Вряд ли меньше седьмицы, — ответил Конан, твердо решивший для себя не возвращаться в Аквилонию, дока не будет найден Ринальд: до сих пор никаких следов лэрда обнаружить не удалось. — Я тебя провожу, Ив.
— Много мне чести будет, чтобы меня короли провожали, — смеясь, возразила женщина. — Не надо! Вот пусть лучше она, — Ив указала на Лю Шен, — доедет до ворот со мною.
Кхитаянка последовала за ней, ожидая, что Ив не случайно позвала ее, но та молчала, так что девушка не выдержала первой.
— Ты что-то знаешь о Ринальде? — вырвалось у нее.
— О каком-таком Ринальде? — прищурилась Ив. — Не объяснишь ли подробнее?
— Он служил моему господину, — голос Лю Шен сорвался, — Л потом на него пало подозрение в измене и покушении на короля. Ринальд был арестован, но бежал, и теперь его ищут.
— Пусть ищут, тебе-то что? Зачем даже имя такой сволочи поминаешь демонам на радость? Найдут, если постараются. Возьмут этого голубка, и тогда уж пусть на себя пеняет. Легко не отделается! Если явный враг заслуживает удара мечом, то что станется с тайным предателем? По всей строгости и без пощады прежде, чем предать его смерти, заставят, верно, повыть под пытками и признаться во всем, что делал и чего не делал, а тебе особую честь окажут, какой попросишь. Например, тиски на его ногах потуже зажать, чтобы кости хрустнули… или тело рвать кнутом на полоски… как думаешь, справишься?
Лю Шен остановилась, прислонившись к стене, и вдруг молча начала сползать на каменные плиты коридора.
— Ну, еще чего, — Ив, наклонившись, сильными движениями потерла мочки ее изящных ушей, и Лю Шен мгновенно очнулась. — Что, девочка, тошно слушать? А ты слушай! Слушай, как он шел до Мессантии босиком, на разбитых ногах и не понимая, жив ли еще. Какие у него кровавые следы от веревки на запястьях остались…
— Не мучай меня, — умоляюще прошептала девушка. — И не думай, что сумеешь казнить страшнее, чем я сама себя казню! Если бы только боги сжалились над нами и весь этот ужас как-то разрешился, я до конца дней своих вымаливала бы у него прощение. Ив, я каждый день умираю, представляя себе, как он бродит где-то, словно неприкаянный! Без него для меня и солнце не светит…
— Оно и так не светит, — оказала женщина. — Сумерки над Аргосом такие же, как в твоей, душе. Не реви, глупая ты овца! И на милость богов не уповай. Есть одна только милость на свете, и она тогда проявляется, когда ради другого человека сердце кровью исходит.
— Если он жив… и ты знаешь, где он… — начала Лю Шен, — скажи ему…
— Возвращайся к своему господину, — прервала ее Ив. — Служи хорошо, главное, не отходи от короля ни на шаг ни днем, ни ночью. Что бы ни увидела, морок ли какой или другой страх, ничего не бойся, поняла? Если станет совсем невмоготу, начинай петь, демоны этого не любят.
Здесь не человек старается, иное, более сильное зло ворожит…
Лю Шен, замерев, долго смотрела вслед Ив, терзаемая желанием незаметно последовать за нею и, если повезет, узнать, где может находиться Ринальд — женщина яснее явного дала ей понять, что прекрасно знает это. Однако, в конце концов, возвратилась во дворец, так и не решившись отправиться на поиски лэрда.
Глава XV
Приди скорей, глухая ночь,
Зияющая зло и жутка!
Пусть светляки уходят прочь,
А люди — тронутся рассудком!
И будет вечно длиться пир
Чумы, безмолвия и мрака.
Я завоевываю мир
И создаю обитель страха!
Чтобы его поработить
А подчинить себе навеки,
Хочу я всё переменить,
Убив живое в человеке.
О чернокнижье, помоги
Нести мне дьявольское знамя!
Умрите же, мои враги,
И воцарись, лихое пламя!
Мальчишка сделал все как надо, но не успел завершать начатое, подумал Нагуд, хмуро разглядывая свои руки, покрытые расплывающимися трупными пятнами. Впрочем, вины Гильгана в этом не было. Если бы не «серые», проклятые недоумки, промышляющие грабежом, он наверняка довел бы дело до конца, но они, как назло, появились очень не вовремя.
Будь Гильган посильнее и более опытным в драке, может, и сумел бы отбиться, но он даже меча в руках толком держать не умел, а сам Нагуд в тот момент помочь ему был еще не способен. Для того, чтобы дух соединился с телом, требовалось больше времени.
Он всё видел, слышал и понимал, однако был почти бессилен вмешаться в ход событий. Правда, на то, чтобы до безумия испугать «серых», его уже тогда хватало.
Для этого не потребовалось особых усилий. Трудно оказать, как они представляли себе содержимое тяжелого холщового мешка, который с заметным трудом нес на узких плечах высокий молодой парень, но поскольку алчность будит особенно богатое воображение, вероятно, рассчитывали на неплохую добычу.
Боевой топор разрубил голову Гильгана — ибо для «серых» чья-то жалкая жизнь ничего не значила по сравнению с возможностью поживиться, но когда они поспешно распороли мешок, то обнаружили там не совсем то, что хотели. Вернее сказать, совсем не то, ибо вряд ли пределом их мечтаний мог быть несвежий мертвец, час назад выкопанный из могилы.