Закат викинга
Шрифт:
– Гичита, мой отец, возглавит наш поход, и Хеоме, вновь обращенный воин, будет рядом с ним, в его каноэ. Позвольте мне, мои новые братья, поплыть с вами на вашем большом деревянном каноэ. Я мечтал об этом с того самого мгновения, когда оно впервые приблизилось к нашему берегу.
Харальд пожал его большую смуглую руку.
– Мы охотно возьмем тебя с собой, Ваваша, – сказал он. – Ничего другого я и сам не желал бы. Ты сделаешься первым краснокожим викингом!
Тогда все норвежцы засмеялись от удовольствия, а Гудбруд Гудбрудссон подарил ему свой железный шлем с бычьими рогами и инкрустациями из меди и граната.
Ваваша был рад подарку и поклялся носить его не снимая в знак их нерушимого братства, хоть шлем и был довольно тяжелым. Когда судно отчалило от берега, Ваваша встал рядом с Харальдом и Груммохом на носу корабля, и все викинги готовы были поклясться, что они не встречали более красивого воина даже во фьордах своей далекой родины.
– Вот если бы он вооружился настоящим боевым топором вместо этого своего топорика, похожего на клюв дятла! – заметил Торнфинн.
– Не беспокойся, – сказал Гудбруд, – этот дятел может наделать дел не меньше, чем твой огромный нож мясника! Уверяю тебя, друг мой, стоит Ваваше только ткнуть своим топориком, и человек тут же – брык, и дух из него вон! А тебе надо еще раскрутить над головой свой кусок железа, насаженный на древесный ствол, прежде чем нанести удар. И вот ты уже и выдохся!
– Я готов поклясться, что ты и сам стал наполовину краснокожим. И почему ты до сих пор не носишь кожаную рубаху с каемочкой?
– Я уже об этом думал, дружище, – отозвался Гудбруд. – Эти рубахи очень теплые и куда более практичны, чем моя короткая шерстяная куртка.
На что Торнфинн фыркнул:
– Ступай и раскрась свою рожу, дикарь!
Но в глубине души Торнфинну нравились беотуки, и особенно Ваваша, который наверняка в дальнейшем станет великим боевым вождем, каким мог бы стать, как ему думалось, и всякий норвежский викинг.
Все было бы хорошо, но две вещи постоянно тревожили Харальда Сигурдссона. Во-первых, сон, который снился ему почти каждую ночь. Он видел во сне свою жену и обоих сыновей. Они стояли на вершине холма над фьордом, и, протягивая к нему руки, спрашивали его взглядом, когда же он наконец вернется домой. А во-вторых, его беспокоило поведение новоиспеченного воина, Хеоме, который не упускал ни единого случая, чтобы не напомнить всем и каждому о проявленной им доблести во время охоты на волка.
В первый же день их путешествия на запад Харальд отвел Груммоха в укромное местечко на носу корабля и сказал:
– Груммох, мой боевой друг, мне хотелось бы задать тебе два вопроса.
Груммох почесал свою лохматую голову:
– Давай, брат мой названный, спрашивай. Надеюсь, ты не захочешь узнать, откуда появляется ветер, или отчего луна делается круглой, как тарелка. Я признаюсь тебе открыто, на эти вопросы у меня нет ответов. Надеюсь, что со всеми остальными вопросами я справлюсь.
«А где зарождается прилив?» – чуть было не спросил Харальд, но шутка замерла у него на губах. В эту минуту он не был расположен шутить.
– Не думаешь ли ты, что было бы разумнее развернуть корабль и направить его на восход, туда, где наш дом, а вовсе не туда, где садится солнце? – задал он свой первый вопрос.
– Мне это тоже приходило в голову, – откликнулся Груммох. – Мы уже давно не были дома. Но подумай сам: нас стало вполовину меньше с того времени, как мы покинули родные берега. Разве что нам удалось бы уговорить десятка два беотуков сопровождать нас, иначе мы представим жалкое зрелище в открытых морях. К тому же, не в обычае норвежцев возвращаться без добычи, а мы пока что не добыли никаких сокровищ. Я надеюсь что там, в землях беотуков, мы, может быть, обнаружим серебро или золото, или, если боги будут милостивы, то и драгоценные камни, которые ничего не стоит привезти на «Длинном Змее». Тогда мы вернулись бы домой сознавая, что все это долгое путешествие было не понапрасну. Ответил я на твой первый вопрос, друг мой?
Харальд кивнул, но в глазах его продолжало светится непреодолимая жажда еще раз взглянуть на свою любимую супругу Асу дочь Торна и сыновей Свена и Ярослава.
– О чем еще ты собирался спросить, Харальд? – Груммох взглянул на него, лениво почесывая правый бок. Он решил изобразить великого пророка, которому на любой вопрос ответить так же легко, как прогнать муху.
– Меня беспокоит Хеоме, – продолжал Харальд, не реагируя на шутку. – Он был слаб и презираем своим народом, пока мы не помогли ему, надеясь, что он окрепнет духом и почувствует уважение к себе самому. Но кончилось это тем, что он только почувствовал презрение ко всем остальным. Теперь Хеоме тиранит воинов, а со своим братом, истинным воином Вавашей, обращается, как с собакой. Боюсь, что однажды он предаст своего брата и даже попытается его убить. Он захочет сам сделаться вождем племени, когда Гичита умрет. И более того, мне думается, что он и с нами попытается разделаться, поскольку нам известна его тайна.
Груммох зевнул.
– Хеоме, – сказал он, – не более чем кусачий комар, такой вот, какие увязались за нашим кораблем. Они докучливы, но не более того. Хочешь от них отделаться, ну, махни рукой и отгони. Если же какой из них сядет на руку и приладиться укусить, возьми да прихлопни его ладонью. Вот он и превратится в ничто. То же самое и с Хеоме. Он называет себя Хеоме Волк, а я зову его Хеоме Комар. Если Хеоме Комар чем-нибудь заденет меня, я прихлопну его, и от него даже памяти не останется.
Харальд задумчиво кивнул.
– Отважные слова, брат мой, – заметил он. – Но отвага это еще не мудрость. Я не раз приглядывался к его лицу. В нем есть некая странная сила. Боюсь, когда-нибудь пробьет час, и он может оказаться настоящим мужчиной, а вовсе не простым комаром. Мы должны смотреть правде в глаза, Груммох. Он может причинить нам зло.
Груммох стал напевать себе под нос легкомысленную песенку. Потом сказал:
– Ничего, я справлюсь с ним, если что и случиться, Харальд. Как я вспомню, какого перца я задал ирландцам во времена короля Мак-Миорога, так мне смешно делается при мысли о Хеоме.
– Ты встретил тех людей, – возразил Харальд, – когда ты был молод и жаден до побед и славы. К тому же они были простые воины, чья сила крылась только в боевых топорах и мечах. Стоило тебе справиться с их мечом и топором, как им приходил конец. Но Хеоме не владеет ни топором, ни мечом. Его сила в его голове, и хитрость его – грозное оружие. Он может напасть там и тогда, когда этого вовсе не ждешь. Неизвестно, до чего он додумается: до медвежьей ямы, или неожиданно упавшего дерева, или, снежного обвала, или пробоины в корабле, или яда, подсыпанного в питье, или жилы вокруг шеи спящего.