Заказ на олигарха
Шрифт:
Днем к дому подъехал роскошный черный автомобиль. Остановился у входа. И никто из него не вышел. Потом водитель, видимо, спохватился, покинул свое место, обошел автомобиль, распахнул заднюю правую дверцу и замер с каменным выражением лица, а из проема дверцы сначала вынырнула нога в синей штанине джинсов и стоптанной кроссовке, а после и сам человек появился – тщедушный подросток с некрасивым от злости лицом. Подросток что-то процедил сквозь зубы, адресуя слова водителю, у которого и теперь ни один мускул на лице не дрогнул – выучка, и мальчишка прошел в дом, всем своим видом
Наблюдавший за этой сценой из окна Китайгородцев услышал, как вздохнула стоящая рядом Виктория. Она не смогла справиться с эмоциями. Не подавила вздох и теперь посчитала нужным хоть что-то объяснить Китайгородцеву, ставшему невольным свидетелем проявленной ею слабости.
– Петр Сергеич, – сказала она. – Проскуров-средний.
Старший сын Проскурова, понял Китайгородцев. Но никак не отреагировал на слова своей собеседницы. А она решила, что Китайгородцев не понял ее.
– Сводный брат моего Алеши, – пояснила Виктория. – Он здесь не живет. Сегодня первый день. Отец хочет, чтобы сын пожил у него это лето. До начала сентября.
Кажется, сама она была этому совсем не рада.
С Петром Сергеевичем Проскуровым Китайгородцев столкнулся нос к носу в тот же день. Китайгородцев находился в одной из комнат дома, когда входная дверь вдруг распахнулась – на пороге стоял старший сын хозяина. Было ощущение, что мальчишка заглянул сюда без всякой цели. Просто шел по коридору и открыл дверь наугад. Никого он здесь увидеть не ожидал и не хотел, а когда обнаружил в комнате незнакомца, готов был проследовать дальше, но плечевая кобура с пистолетом у Китайгородцева привлекла его внимание. Обычно Китайгородцев носил либо пиджак, либо куртку, которые скрывали оружие от посторонних взглядов, а тут он был один, пиджак снял, и кобура оказалась на виду.
Мальчишка смотрел на пистолет не мигая.
– Петя! – послышался мужской голос.
И сам господин Проскуров собственной персоной нарисовался в проеме двери.
Китайгородцев уже держал в руках свой пиджак, прикрывая кобуру с пистолетом. Проскуров только скользнул по нему взглядом, и можно было подумать даже, что он Китайгородцева не увидел, хотя, конечно, увидел, просто Проскуров был настоящим, стопроцентным хозяином, который обслугу не замечает до тех пор, пока человек или не понадобится, или не провинится.
– Пойдем, – сказал Проскуров-старший сыну.
Приобнял за плечо и увлек за собой вдоль по коридору. Дверь комнаты так и осталась распахнутой.
– Вы должны все время быть рядом с ребенком, – сказала Виктория. – Вы лично за него в ответе. Защищаете Алешеньку ото всех. Даже от няни. Даже от членов семьи.
Она улыбнулась, давая понять, что это шутка. Китайгородцев промолчал.
– В доме вы – рядом с ребенком, – продолжала Виктория. – Прогулки на свежем воздухе – вы опять рядом. Любой выезд в город – только с вами.
Улыбка с ее лица уже стерлась, и она перечисляла свои требования с серьезным видом школьницы, добросовестно старающейся не забыть ничего из заученного накануне.
– Вам все понятно? – спросила она у Китайгородцева.
– Почти. Есть что-то такое, на что следует обратить внимание?
– Это вы о чем? – уточнила Виктория.
– Может быть, какие-то ситуации вам видятся более опасными. Что-то такое, от чего надо особенно оберегать Алешу. Или какие-то люди могут создать для него проблемы.
– Нет, – сказала после паузы Виктория. – Ничего такого.
Алешину няню звали Оксана Петровна. Два высших образования, мягкие движения, присущие заботливым матерям, и фрикативное произношение буквы «г», отчего слышится скорее «х», что выдавало в ней уроженку Украины.
Она обходилась с Алешей так, будто это был ее собственный внук, причем любимый. Не отбывала время рядом с ним, отрабатывая свою зарплату, а постоянно общалась, что-то рассказывая и о чем-то упрашивая, вызывая его на контакт и исподволь давая тот опыт жизни, который дети в Алешином возрасте впитывают как губка. Алеша ни разу не отказался от сока, предложенного ему няней, а это означало, что Оксана Петровна всегда точно угадывала, когда мальчик захочет пить. И уже тем более она успевала подгадать тот момент, когда необходимо подставить руки – и ни разу Китайгородцев не увидел, чтобы мальчишка, споткнувшись, упал, его няня всегда была начеку.
Алеша прогуливался по лужайке перед домом. Няня была рядом. Китайгородцев держался в отдалении. Вроде бы и рядом и в то же время не переключает на себя внимание мальчишки, который общается с няней.
Идиллическая картина. Солнечный летний день, но не жарко. Плывут по небу причудливой формы облака. Лужайка подстрижена так ровно, будто здесь собирались в гольф играть, да после передумали. Цветочные клумбы столь прихотливы, что взгляд невозможно оторвать, и наглядно видно, что не всегда зарытые в землю деньги потрачены напрасно…
Резкий звук – и сразу внимание Китайгородцева переключилось.
Из-за дома на тарахтящем квадрицикле выскочил Петя. Погнал своего железного скакуна через лужайку, газанул, пришпорил. На лице – восторг и упоение скоростью. Домчался до деревьев, притормозил, развернулся, вновь крутанул ручку газа.
Он мчался, и траектория движения рычащей железяки пролегала слишком близко от маленького Алеши и от няни, Китайгородцев эту геометрию вычислил без труда и пошел к Алеше, держа в поле зрения одновременно и его, и приближающийся квадрицикл.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ
Не пытаться перехватить… Не пытаться остановить… Железо телом не затормозишь… Алешу в охапку и – в сторону… Убрать мальчишку с траектории движения… Няня… няню не успеваю… Только отвлекусь… Няня пускай спасается сама…
Китайгородцев уже был рядом с Алешей. Оставалось только взять мальчишку на руки. И в поле зрения Китайгородцев сейчас держал квадрицикл. Расстояние было небольшим. Последние полтора десятка метров. Тут Петя качнул рулем, и квадрицикл, ревя, промчался мимо. Китайгородцев проследил за ним взглядом. На пути следования квадрицикла была клумба, и Петя, если бы захотел, еще имел возможность эту клумбу объехать. Но не захотел. Пропорол в клумбе безобразную колею, убивая еще секунду назад живые цветы, и помчался дальше, унося прочь первобытный восторг дикаря.