Заказ на олигарха

Гриньков Владимир Васильевич

– Он его посадил?

– Никто ведь в таких вещах никогда не признается, – напомнил Хамза.

– А вы как думаете?

– Посадил.

– Чтобы бизнесом завладеть?

– Это я не знаю. Да причина сейчас и не важна. Важно, что Лория считал Проскурова своим врагом. И желал его смерти. В ходе внутрикамерной разработки Лории было зафиксировано, как он проговорился: Проскуров, мол, не жилец. Его убийца ходит рядом с ним. И Проскурова не станет даже раньше, чем он, Лория, выйдет из тюрьмы. Торопиться с этим Лорией не стали. Только еще готовили комплекс мероприятий – чтобы прощупать его, чтобы решить, с какого бока к нему подступиться и как лучше информацию скачать. А его тем временем убили. Буквально через неделю. В камере случилась драка, и его кто-то слишком сильно приложил. И теперь у него уже не спросишь, что же такое он имел в виду.

– И вообще, – не блеф ли это был? – подсказал Китайгородцев.

– Это не блеф, Толик. Поверь мне.

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ

Хамза – такой человек, что никогда не скажет всего, что знает. А знает он очень много. И про Лорию этого несчастного, естественно, тоже. Я даже догадываюсь, откуда у Хамзы сведения. У большинства охранных агентств тесные связи с МВД и ФСБ. В том числе личные контакты. Среди наших сотрудников – много выходцев из этих служб. И всегда есть возможность обратиться к своим бывшим сослуживцам, чтобы получить интересующую информацию. Когда наше охранное агентство «Барбакан» взялось обеспечивать безопасность Проскурова, Хамза, конечно же, принялся качать всю доступную информацию об охраняемом объекте и его окружении. Это всегда делается, с тем чтобы выявить возможные риски и выработать меры по минимализации этих рисков. И вот среди прочего закинутый невод вытащил историю человека по фамилии Лория. Материалы оперативной разработки, зафиксированные внутрикамерным стукачом, то ли треп, то ли проговор Лории, стали для Хамзы сигналом тревоги, и я уверен, что Хамза уже многое успел перепроверить, если он с такой уверенностью говорит о том, что это не блеф и что киллер в действительности существует.

* * *

Утро Алексея Сергеевича Проскурова начиналось с водных процедур в специально построенном для него маленьком бассейне – рядом с большим, двадцатипятиметровым, который предназначался, по-видимому, для его родителей. В присутствии няни и Китайгородцева мальчика плескал в воде худой жилистый мужичок, который еще год назад, как успел узнать Китайгородцев, был одним из тренеров юношеской сборной Российской Федерации по плаванию.

Водные процедуры Алексею Сергеевичу явно нравились, и можно было только порадоваться за малыша, которому родители смогли создать такие превосходные условия для развития.

Мама Алеши появилась у кромки большого бассейна в коротком халатике, который она небрежно бросила на стоящий здесь же шезлонг, и осталась в умопомрачительном купальном костюме, который не столько скрывал, сколько подчеркивал, и Китайгородцев снова подумал о том, что она действительно была когда-то фотомоделью.

Виктория без разбега нырнула, красиво и почти без всплеска вошла в воду и долго плыла под водой, прежде чем вынырнула на поверхность. Проплыла до противоположного бортика бассейна, потом вернулась, потом еще раз повторила этот же маршрут и только после этого по лесенке поднялась на бортик – мокрая, гибкая, сильная.

Взяла со стола загодя приготовленный невидимой прислугой свежевыжатый сок, приблизилась к бассейну, в котором плескался ее сын.

– Что-то красное высыпало на лице, – сказала Виктория, всмотревшись. – Оксана Петровна…

Интонация не столько вопросительная, сколько требовательная.

Няня тотчас подтвердила догадку.

– Наверно, съели мы что-то не то, Виктория Александровна.

– Как не то? Почему съели? Алеша сам пошел и взял что-то со стола? – поинтересовалась Виктория, и в ее словах угадывался сарказм. – Продукты только те, которые рекомендовал диетолог?

– Совершенно верно.

– А откуда покраснение? Передайте Алексею Алексеевичу, чтобы он вызвал аллерголога.

– Сделаю.

– И диетолог пусть приедет, посмотрит, что он нам там понаписал.

– Хорошо, Виктория Александровна.

– Возьмите-ка Алешу на руки, – сказала Виктория, обращаясь к Китайгородцеву. – Я хочу взглянуть поближе.

Китайгородцев склонился над бассейном, тренер передал ему ребенка, Алеша заплакал – наверное, ему не понравилось то, насколько неожиданно прервались водные процедуры.

– Да, – сказала Виктория, всмотревшись. – Это аллергия.

Склонилась над малышом. Она оказалась настолько близко от Китайгородцева, что он уловил нежный запах ее тела.

К бассейну вышел Проскуров. Лишь мельком взглянул на жену и сына, сбросил халат на мокрый бортик и нырнул в бассейн, подняв тучи брызг. Это кит, вспомнились Китайгородцеву слова Хамзы, большая рыба. Хотя кит – это не рыба, а млекопитающее, кажется.

Проскуров шумно проплыл вперед-назад, тяжело вылез из бассейна, надел халат. Виктория сделала Китайгородцеву знак рукой, увлекая его за собой, пошла к мужу.

– У мальчика аллергия, – сказала Виктория супругу. – Я вызываю врача.

Проскуров скользнул взглядом по лицу сына.

– Ничего особенного, – оценил он. – Я думаю, не о чем беспокоиться.

В его голосе угадывалось равнодушие. Не черствость бесчувственного человека, а способность адекватно оценивать обстановку была ему присуща.

– А это охранник, который поедет с нами в Муром, – сообщила Виктория.

Проскуров даже не удостоил телохранителя взглядом.

– Новенький, что ли? – спросил он, ни на кого не глядя.

И получалось, что отвечать предстоит Китайгородцеву.

– Я здесь со вчерашнего дня, – сообщил Китайгородцев.

– Сейчас возьмешь моего сына, – сказал Проскуров. – Старшего. Петра. У него там проблемы какие-то со сверстниками. Обижают. Поедешь и пугнешь маленько, чтобы неповадно было, потом доложишь мне.

– Это невозможно.

– Что невозможно? – неприятно удивился Проскуров.

– Я не могу никого пугать. Не имею права.

Проскуров наконец сфокусировал свой взгляд на собеседнике. Взгляд был тяжел и страшен.

– Ты чего такого о себе вообразил? – будто бы изумился недалекости собеседника Проскуров.

Китайгородцев молчал.

– Сейчас возьмешь мальчишку и поедешь с ним туда, куда он скажет.

Китайгородцев молчал.

– И мне потом доложишь.

Китайгородцев молчал.

И это молчание было его ответом.

– С сегодняшнего дня ты в этом доме не работаешь, – сказал Проскуров, все окончательно для себя уяснив. – Чтобы я тебя больше здесь не видел. Пошел вон!