Заказ на олигарха
Шрифт:
Это бегство. Он сегодня испугался. Вот что с ним произошло.
Проскуров наконец сумел сфокусировать свой взгляд. На Китайгородцеве.
– Я хочу, чтобы ты охранял мою семью. Стал личным телохранителем.
Да, он испугался. И очень сильно. Боится до сих пор. Не отпускает его страх.
– Это пожалуйста, – сказал за Китайгородцева Хамза. – Это правильный выбор.
Могло быть воспринято как скрытая издевка. Если бы Проскуров вспомнил, как он Китайгородцева гнобил, хотя как раз и предполагалось изначально, что Китайгородцев будет охранять его семью. Но он не вспомнил. Не до воспоминаний.
– Я так понимаю, что в Муроме к нашему приезду все готово, – сказал Проскуров.
– Так точно, – подтвердил Хамза.
– И ты поедешь с нами, – посмотрел на Котелкова Проскуров.
– Разумеется, Сергей Алексеевич, – с готовностью ответил Котелков.
– Займись сборами, – произнес Проскуров неожиданно просительным тоном. – Чтобы мы как можно скорее отсюда уехали.
Прозвучало очень доверительно. Так не с подчиненными разговаривают, а с близкими родственниками.
– Я сделаю, Сергей Алексеевич, – сказал Котелков.
А так клянутся оставаться рядом до конца и обещают в беде не бросить.
Проскуров посмотрел на Алексея Алексеевича благодарно. Этот человек ему действительно родственником стал. За много-много лет превратился в члена семьи. По крайней мере, его он знает намного дольше, чем Викторию, к примеру.
– Когда мы сможет выехать? – спросил Проскуров, обращаясь сразу ко всем.
Хамза посмотрел на Котелкова. Котелков посмотрел на Хамзу. Случилась заминка.
– Мы готовы хоть завтра, – сказал Хамза.
– У меня так быстро не получится, – удрученно вздохнул Алексей Алексеевич. – Мне еще нужно отдать распоряжения.
Казалось, он испытывает сильную неловкость оттого, что из-за него отъезд откладывается и он так сильно подводит шефа и его семью. Но Проскуров не высказал претензий, а напротив, дал понять, что целиком Алексею Алексеевичу доверяет.
– Ты не спеши, – сказал Проскуров. – Я знаю, что ты все сделаешь как надо. Все свободны. Я еду в Москву. Из-за этого кошмара все пошло наперекосяк, весь график встреч к черту полетел. Со мною кто поедет? – посмотрел вопросительно на Хамзу.
– Да вот хотя бы Китайгородцев.
– Нет, он здесь пусть остается, – сразу же сказал Проскуров. – С Викторией и сыном.
Виктория наотрез отказалась ночевать там, где еще днем лежали убитые и пол был залит кровью, и перебралась в дом для прислуги – он пустовал, поскольку до сегодняшнего дня всю прислугу вывели за пределы поместья и возвратиться эти люди должны были не ранее завтрашнего дня. Здесь места хватило всем: Виктория, Петя, Китайгородцев, Алеша, еще женщина, которую по распоряжению Проскурова отыскали где-то в Москве для кормления маленького Алеши, а молоко у этой женщины было только потому, что она как раз в это время собственную восьмимесячную дочурку кормила грудью, и эта девочка тоже поселилась здесь.
Кормящая мать и Виктория заняли две смежные комнаты. Петя демонстративно обособился и поселился в каморке в самом конце коридора. Китайгородцев остался в помещении, которое служило кухней: огромная комната, в которой одновременно могли бы отобедать два десятка человек, нисколько друг друга не стесняя. Кроме нескольких столов, здесь были сразу три плиты для приготовления пищи, а еще печь, железный куб с дверцей из жаропрочного стекла, который при некотором воображении можно было воспринимать как камин.
В подсобном помещении Китайгородцев отыскал аккуратно сложенную поленницу дров, растопил печь и сел перед нею на пол, привалившись спиной к стене. Смотрел на огонь, но огня не видел, а сменялись в его мозгу картинки сегодняшнего дня, одна другой ужаснее. Он знал, что ничего поделать с этим нельзя. Невозможно заставить себя думать о чем-то другом. Должно пройти время. Только оно поможет примириться с тем, что произошло.
Приближающиеся шаги он услышал задолго до того, как человек появился на кухне. Это была Виктория, Китайгородцев догадался по звуку шагов. Он не поднялся с пола. Свет в кухне был погашен, только сполохи огня в печи освещали неярко небольшой пятачок, и это вряд ли привлекло бы внимание Виктории, но она вошла. И поздно было вставать, это могло быть воспринято как запоздалая демонстрация показушного служебного рвения.
Виктория приблизилась. Склонилась над Китайгородцевым. Обнаружила, что он не спит. И тогда ему улыбнулась, хотя он знал, что ей не до улыбок.
– Отдыхай, – сказала Виктория, будто извиняясь за свое несвоевременное вторжение.
– Я не сплю, – отозвался Китайгородцев. – Минут тридцать назад с территории выехала какая-то машина, десять минут назад Петр Сергеич, прошу прощения за подробности, сходил в туалет, а три минуты назад часы над моей головой пробили полночь.
Виктория посмотрела на часы, циферблата которых Китайгородцев видеть никак не мог, и снова улыбнулась.
– Ты все замечаешь, – сказала она и запросто села на пол рядом с Китайгородцевым.
Прямо как была, в своем роскошном и даже на вид мягком и нежном белоснежном халате. Она была босая. Вытянула ноги по направлению к печи, словно так надеялась их согреть.
– Мне страшно до сих пор, – сказала Виктория. – Такой кошмар, я не могу уснуть.
Китайгородцев понимал ее. Она за короткое время дважды пережила нападение со стрельбой и трупами. Тут люди с более крепкими нервами могут потерять покой и сон.
– Я не могу понять, почему у них почти получилось, – сказала Виктория. – Они добрались до нас, несмотря на все предосторожности.
– На самом деле у них не получилось ничего, – пожал плечами Китайгородцев. – Они имели две цели. Резо хотел убить Сергея Алексеевича, Шаров хотел похитить Алешу. Ни то, ни другое им не удалось.
– А мой шок – это не в счет? – слабым и почти что жалобным голосом осведомилась Виктория.
– Невозможно защитить от всего на свете. Теоретически возможно, а на практике слишком сложно и фантастически дорого. У вас не хватит средств, – честно сказал Китайгородцев.