Закипела сталь
Шрифт:
У Гаевого сильно задергалась левая бровь, он даже вынужден был придержать ее рукой.
Это заметил Первухин и продолжал уже спокойно:
— Исправить надо, Григорий Андреевич. Сегодня весь цех гудит. Нельзя так. Завтра же весь завод об этой выходке знать будет. Человек ночей не спал, такой профиль сделал, что другим калибровщикам и не снился. Танкисты его наверняка к ордену представят, а у нас с грязью смешали.
Когда рабочие ушли, Гаевой схватил трубку телефона, но, поняв, что сгоряча может наговорить много лишнего, положил ее на вилку и принялся просматривать папку
Увидел письмо из обкома, к которому была приложена копия жалобы полковника на безучастное отношение к просьбе танкового завода и на грубость, и тут же набросал телеграмму: «Полковник получил по заслугам. Не знает, что делается. Профиль освоен». Вместе с другими приказами, направленными в партком, Гаевой еще раз прочитал распоряжение директора о премировании за освоение нового профиля, позвонил Ротову и спросил о причине такой несправедливости.
— Мое задание Свиридов не выполнил. Выполнил твое — ты и премируй, — услышал он, очевидно, заранее подготовленный ответ Ротова.
Это было слишком. Парторг тотчас оповестил членов бюро заводского партийного комитета о том, что завтра будет внеочередное заседание, и предупредил об этом Ротова.
Директор и до войны не мог присутствовать на всех заседаниях и собраниях, где ему надлежало бывать. Один раз в две недели созывалось собрание партийной организации заводоуправления, к которой он был прикреплен, раз в десять дней — заседание бюро, членом которого он состоял, раз в месяц — общезаводское партийное собрание. Ротов был членом заводского партийного комитета, бюро городского комитета партии, бюро обкома партии. Его присутствие требовалось на заседаниях и в комиссиях горсовета, в завкоме. Много времени отнимали совещания изобретателей, молодежные собрания, пленумы Общества инженеров и техников. Когда вспыхнула война, он совершенно отказался от всякого рода общественной деятельности и не всегда бывал даже на партийных собраниях.
Гаевой щадил Ротова как мог. Во время «марганцевой эпопеи» он вызывал директора на заседание парткома только в крайних случаях. Но кончилась битва за марганец, а Ротов продолжал приходить на партком только по персональному вызову и то не всегда.
Так случилось и на этот раз.
Гаевой созвал членов парткома вторично. Но директор, оказалось, без всякой видимой необходимости уехал на рудную гору.
— Для вас это в новинку, — бросил Крамаренко Гаевому, — а мы давно привыкли. Докладывайте без директора.
— Не могу, — сказал парторг. — Дело касается его лично. Мы не можем в отсутствие члена партии обсуждать его поведение.
Заседание снова пришлось перенести на следующий день. Ротов был предупрежден особо, но опять не пришел.
Парторг коротко изложил сущность вопроса. Действия Ротова не нарушали формального положения о расходовании премиального фонда — этими деньгами директор имел право распоряжаться по своему усмотрению, но поступок был неэтичным, даже возмутительным. Фраза Ротова, которую привел парторг: «Свиридов выполнил твое задание — ты и премируй», — усилила негодование.
Слово взял парторг сортопрокатного цеха.
— Что же это получается, товарищи? Не вмешайся партком, так бы танковому
— Мы не можем налагать на коммуниста взыскание в его отсутствие, — напомнил Гаевой.
— Значит, так и будем собираться каждый день? — гневно спросил Пермяков. Брови его сдвинулись в одну линию.
Гаевой неопределенно пожал плечами.
— Давайте завтра соберемся к часу дня, когда директор проводит рапорт, и прямо в кабинет, — посоветовал Пермяков. — Не идет к нам — к нему пойдем. Заставим премировать Свиридова.
— Этого еще не хватало, чтобы партком на поклон ходил, — запротестовал Крамаренко.
— Да не на поклон, голова ты садовая, — обрушился на него раздосадованный Пермяков.
— Какая разница, на поклон или на драчку? — упрямился Крамаренко.
Сидевшая в углу комнаты дробильщица доломитной фабрики сбросила с головы серый от въевшейся пыли платок и подняла руку.
— По моему разумению, выходит так: если директору партком не нужон, то и он парткому не нужон. Вывести его — вот и вся моя резолюция.
— Вот так размахнулась. Члена бюро обкома? — усмехнулся Крамаренко.
— А это обком пусть сам думает, что с ним делать, — начальственным тоном сказала дробильщица.
Парторг молчал. О такой мере воздействия он не думал, но она была, пожалуй, единственно возможной. Иначе дело может зайти далеко. Гаевой прошелся взглядом по сосредоточенным лицам собравшихся. Сейчас здесь сидели люди, являвшиеся мозгом партийной организации, и ждали от него, парторга ЦК, правильного решения. Очень многое зависело от этого решения — и авторитет партийной организации, и судьба Ротова как коммуниста.
Парторг поставил предложение дробильщицы на голосование, и его приняли единогласно.
12
Надя категорически запретила мужу присутствовать на городском совещании врачей, где стоял ее доклад «Клиническая смерть как обратимый процесс». Она по своему опыту знала, что в таких случаях присутствие близкого человека не помощь, а помеха, потому что рассеивает внимание — из множества лиц выделяешь одно, невольно следишь за ним и теряешь контроль над аудиторией, а иногда и над собой. К тому же ожидались горячие споры, в исходе которых Надя уверена не была, и ей не хотелось, чтобы Григорий Андреевич был свидетелем ее затруднительного положения, испытывал досадное чувство, когда хочешь и не можешь помочь.
Предположения Гаевой оправдались. Доклад ее, как всякое новшество, был встречен врачами по-разному. Скептиков нашлось немало, и причиной этого, пожалуй, была сама Надя. Выступил бы с таким сообщением убеленный сединой профессор, прочитал бы скрипучим голосом сухое сообщение о фактах — впечатление было бы иным. А Надя выглядела очень молодо, говорила горячо, увлеклась перспективами метода Неговского, подробно рассказала, какими путями идет исследовательская мысль, пытаясь отодвинуть роковой срок — шесть минут, после которого оживление уже невозможно.