Закипела сталь
Шрифт:
Так ли давно ей, постоянно находившейся среди комсомольской молодежи, казалось, что она может полюбить только сверстника. И вот встретила человека, который заставил забыть о разнице их возраста, потому что сочетал в себе горячность юности с мужеством и выдержкой зрелости.
Особенно трогало Валю его стоическое терпение. Снимая присохшие к ране бинты, она сама боялась, что лишится чувств, а Сергей Петрович смотрел на нее ласковыми глазами и ободрял:
— Что ты, Валюша. Право же, совсем не больно, — но на лбу у него выступала испарина. — Эх, подпольщица! А
— Было бы легче, Сережа, самой переносить боль. Гораздо легче. Поверь… — И она роняла слезинки.
Состояние больного очень беспокоило и Сердюка.
Много ран видел он на своем веку — и заживающих и смертельных, и рана Крайнева ему не нравилась. «Что с ним делать? Позвать врача? Но какой врач решится на опасное ночное путешествие? Да и можно ли постороннему раскрыть секрет существования подземного хозяйства? А бездействовать, глядя, как на твоих глазах гибнет человек — и какой человек! — тоже невозможно».
И он решил прибегнуть к заочному врачеванию, используя для этого Сашку.
В те дни, когда этот вездесущий парнишка появлялся в водосборнике, Валя делала перевязку при нем, чтоб он мог лучше описать рану врачу, у которого получал консультацию и медикаменты.
Крайнев ни о чем не спрашивал, ничего не просил и прилагал все усилия, чтобы не казаться сломленным болезнью. Ни один мускул на лице не выдал его состояния. Только во сне, потеряв контроль над собой, стонал сквозь стиснутые зубы протяжно и глухо. Сердюк избегал встречаться с ним взглядом — казалось, он увидит в его глазах упрек. Но Сергей Петрович смотрел спокойно, даже без грусти, вполне примирившись со своей участью.
Однажды он разбудил Сердюка среди ночи.
— Что с тобой? — испугался Андрей Васильевич.
— Павел в гестаповской кочегарке один остается?
— Да.
— Андрей Васильевич, кажется, я нашел способ угостить гестаповцев одной пилюлей. И крепкой.
— Ты бы спал, Сергей, — просительно сказал Сердюк и потрогал его руку. Она была горяча.
— Спать можно, когда думать не о чем. Ты лучше послушай.
Сердюк придвинул к нарам Крайнева ящик, заменявший стул.
— Как-то раз в литейном зале лопнул подкрановый рельс и нужно было его перерезать. Автогенщика не оказалось, за дело взялся слесарь. Зарядил аппарат, присоединил к резаку кислородный и ацетиленовый шланги — не загорается резак: забился ацетиленовый шланг.
— Как ты себя чувствуешь? — Сердюк заподозрил, что больной бредит.
— Не перебивай, слушай. Тогда слесарь решил продуть ацетиленовый шланг и продул его кислородом. Подсоединил снова шланг к резаку. А внизу, у аппарата, много народу собралось — на двух печах плавки готовы, а выпускать нельзя — кран не может ковша подать.
— Я что-то не понимаю, к чему все эти воспоминания.
— И что бы, ты думал, после этого получилось? — продолжал свое Крайнев, бессильно улыбнувшись. — В тот миг, когда слесарь наверху поднес к резаку спичку, внизу взорвался автогенный аппарат и всех собравшихся обдало карбидной массой. Стоят они мокрые, белые, оглушенные и шатаются — не поймут: живы или нет,
Сергей Петрович засмеялся, смех его стоном прокатился по ходам подземного хозяйства.
Проснулась Теплова, прибежала из своего угла и застыла у изголовья Крайнева, тревожно глядя на Сердюка.
— Понял, почему так получилось? — спросил Сергей Петрович. Глаза его лихорадочно блестели.
— Понял, — ответил Сердюк. — Кислород и ацетилен дали взрывчатую смесь. Она взрывается мгновенно.
— Правильно мыслишь, вальцовщик, — приподнимаясь на локтях, сказал Крайнев. — Ну, а как подпольщику ничего в голову не пришло?
Теплова и Сердюк обменялись короткими, взволнованными взглядами. Оба решили: бредит.
— Засни, Сереженька, — мягко посоветовала Валя.
— Да не брежу я, — рассердился Крайнев. — Наоборот, голова сейчас какая-то особенно ясная. Хотел бы, чтобы и у вас была такая… Додумался?
— Нет.
— Так слушайте. Надо, чтобы Павел затеял ремонт котла. Ему привезут кислород и карбид, он наполнит всю систему парового отопления этой газовой смесью, потом поднесет факел к трубе — и в каждой комнате каждая батарея взорвется с силой гранаты. Всех гестаповцев — к чертям собачьим. Уразумели?
Только сейчас Сердюк убедился, что больной не бредит. Идея показалась ему немного фантастической, но заманчивой.
— Молодец, Сергей! Молодец, изобретатель!.. — восхищенно сказал он.
Крайнев тяжело опустился на подушку.
— Надо же еще что-то успеть сделать в жизни.
Теплова поняла, что Сергей Петрович ясно сознает безвыходность своего положения. У нее замерло сердце, слезы застлали глаза. Она тронула Сердюка за рукав, и, когда тот ушел к своим нарам, села на ящик, положила голову на плечо Крайнева.
— Засни, родной. Утром додумаем.
2
Недолго убеждал Павел Прасолов заместителя начальника гестапо по хозяйству отремонтировать котлы парового отопления. Прошлой зимой в здании было холодно, и не раз шеф гестапо сетовал на то, что вынужден сидеть в шинели и разогревать себя водкой.
Одного только не мог понять гестаповец: почему этот молодой кочегар берется за дело, от которого отказались мастера из немецкой хозяйственной зондеркоманды? Те прямо говорили, что заварить прогоревшие стенки никак невозможно, а русский утверждает, что сделает котлы лучше новых, только надо несколько баллонов кислорода, чтобы разогреть поверхность завариваемой стенки.
Гестаповец приказал солдатам завезти кислород и автогенный аппарат в котельную.
Напарник Павла, кривой кочегар из немецких колонистов, недоброжелательно смотрел на приготовления, заподозрив Прасолова в желании выслужиться перед начальством. «Еще чего доброго этого сопляка старшим кочегаром назначат», — опасался он.
Павел во что бы то ни стало хотел лично поговорить с Крайневым, чтобы точно рассчитать состав смеси. Количество кислорода он мог регулировать по скорости падения давления на манометре, а количество ацетилена определить не умел.