Заклинатель дождя
Шрифт:
Тяжелые металлические двери лязгнули за ее спиной, и, зайдя в плохо освещенный узкий коридор проходной, Елизавета Андреевна направилась к турникету. Поравнявшись с выдающей пропуска вахтершей, вздрогнула, поняв, что забыла свой номер.
– Кого ждем? – недовольно пробурчала вахтерша. – Давай, девка, шевелись, не копи очередь!
Елизавета Андреевна отошла в сторону. «Боже мой, что же я делаю? Ведь помню, помню этот свой проклятый номер!» В узкое горло проходной медленно вливалась серая толпа. Елизавета Андреевна покорно встала в конец очереди, последние мгновения продолжая наслаждаться ускользающими воспоминаниями.
Почти перед самым отъездом за билет до Сургута они купили у загулявшего «на югах» нефтяника видавший виды магнитофон «Ритм» вместе с одной единственной кассетой, зато с самыми популярными советскими песнями. Теперь, встречая на море рассвет и провожая закат, Никита включал для нее «Дорогу к морю», которую именовал гимном своей любви. И над багряными красками рассыпающихся у берега волн разносилось:
Мне для счастья надоБыть с тобою рядом,Чтобы видеть мог яБлеск твоих зеленых глаз…– Что, дорогуша, вспомнила номер? – вахтерша с подозрением посмотрела на ее легкую улыбку и беззаботное лицо. – Пьяная, что ли? Али как?
– Сейчас, сейчас… Мой номер «12-13», – опомнилась Елизавета. – Большое спасибо!
Получив пропуск, поспешила в административный корпус, отгоняя далекие, почти нереальные воспоминания. Шла по узеньким, вымощенным еще монастырской братией дорожкам. «На камень, на камушек, по камню, за камушек». Словно в детском саду повторяла считалочку, стараясь попадать каблучками на серые булыжники. Но в голове неотступно звучали слова из магнитофона, спрятанного в песках пляжа для так и не случившегося второго романтического путешествия…
Глава 7
ПО ТУ СТОРОНУ ВРЕМЕНИ
Иван не любил уроки истории. Сам-то предмет интересен своей парадоксальностью с нарочито выпяченным принципом: за что боролись, на то и напоролись. Но школьные уроки просто невыносимы своей прямолинейностью и ограниченностью суждений. Он вспоминал отца, который на его вопрос о том, что такое история, как-то сказал: «История – театр, в котором идеология – декорации, события – программки, а люди – отрывные билеты». Прошло много лет, но, размышляя о временах и народах, Иван так и не нашел для себя лучшего определения…
Самым ненавистным учителем в школе, несомненно, являлась историчка – Эльза Петровна Мельникова, которую за глаза ученики звали «Гестапо». Она была существом неопределенного возраста, резкая в движениях, с истерикой в голосе. Френч, бесцветные глаза, глубоко посаженные на непропорционально вытянутом лице. Школьное прозвище может сказать о человеке больше, чем любая беспристрастная характеристика…
В этот апрельский день Иван пожалел, что явился на урок. Проходили «борьбу с церковью» в годы гражданской войны. «Гестапо» ненавидит все, связанное с религией, и даже его фамилию (Хр-рамов) произносит с нескрываемым отвращением. Значит, над ним снова «сильнее грянет буря». Представив себя в образе школьного буревестника, Иван саркастически улыбнулся: «Надо окончить чертов десятый класс. Буду молчать, как партизан. И точка».
– Хр-рамов, почему лыбитесь? Из престижной областной гимназии прибыли? Все на свете знаете? – Эльза Петровна подошла к парте и наклонилась к самому лицу. – Поверьте моему богатому педагогическому опыту, мы сумеем по достоинству оценить вашу эрудицию!
Как на допросе! Иван почувствовал, что задыхается от рвущегося в его легкие нестерпимого запаха женского пота и тяжелого сигаретного перегара. По телу пробежали мурашки, но растаяли, скатясь с кончиков пальцев, скользнули в закрытое от глаз исторички свободное пространство под партой.
– Итак, Хр-рамов, поделитесь с классом своими соображениями, почему новая власть предприняла попытку полного искоренения религии?
– Думаю, что вместо прежней хотела утвердить свою, новую, – рассудительно ответил. – Очевидно, что вера во многом определяет настроение и поступки человека, его отношение к происходящим событиям. Добрая вера ведет к созиданию и уважению чужих жизней, вера злая – к разрушению и насилию над другими людьми.
Эльза Петровна обвела взглядом учеников:
– Еще мысли? Или все так считают?
В классе повисла тишина, над которой одиноко возвышалась поднятая рука Лены Затеевой.
Эльза Петровна снисходительно кивнула отличнице.
– Я думаю, что новая власть стремилась уничтожить фундамент царизма, предать забвению идею «святой Руси» как исторического предрассудка черни и орудия управления эксплуататорских классов. Религия нужна лишь слабым индивидам, тогда как новая власть утверждала идеалы сильных и свободных от всяческих пут людей.
Оттараторив без запинки, Лена механически села на свое место.
Эльза Петровна небрежно кивнула:
– Хорошо, но не будем забывать, что одним из главных и позитивных моментов безбожия являлось стремление заменить ложное, мифологическое понимание мира правильным, научным. Потому что своими призраками религия подрывает волю к жизни, тормозит наступление прогресса. И совсем не случайно Маркс называл ее опиумом для народа.
– Робот роботом, – шепнул Иван Андрею Трунову, соседу по парте, которого за добродушный характер и массивную фигуру одноклассники прозвали «Мамонтом». – Тебе не кажется, что Ленка всего-навсего заводная кукла, а Эльза ее кукловод?
– Так! А что у нас опять бормочет Хр-рамов? – Мельникова снова подошла к его парте, нервно покручивая указкой в руках. – Неужели мысли из мозгов выпирают? Так встань и удиви нас!
Иван поднялся:
– Мне кажется, что были названы только лежащие на поверхности следствия антирелигиозной компании. Причины сокрыты намного глубже. Вспомните Французскую революцию, террор и Робеспьера с его культом «Верховного существа». Разве у нас было не то же самое? Как иначе понимать все эти «красные рождества и пасхи», водружение памятника Искариоту и Каину, бессмысленную жестокость и вандализм, уничтожение уникальных произведений искусства, те же показательные расстрелы икон? Разве предрассудки изживают такими методами? Но события обретут иной смысл, если в происходящем видеть скрытые культовые действа…