Заклинатель дождя
Шрифт:
– Вздор! Зачем большевикам скрывать свою веру, если власть принадлежала им? – Эльза Петровна зло рассмеялась и ткнула пальцем Ивану в голову. – Вы бредите, Хр-рамов!
– Мы говорим о религии, а не о вере, о внешнем, а не о внутреннем, – парировал он выпад. – Слово «религия» означает «связь». Значит, связывает воедино не только рассеянные события и факты, не только поколения людей, но и пространство, время, вечность… Взять, к примеру, нашу школу…
– Так! Уже интереснее. – Эльза Петровна подошла к Лене Затеевой и положила ладонь на ее плечо, подав знак записать каждое Ванино слово.
– Вроде бы у нас светская школа, в которой нет никакой религии. Но повсеместно развешанные культовые маски и амулеты, дощечки с непонятными символами создают ощущение того, что ты находишься в неведомом храме, где за тобой неотступно следят неизвестные божества! – безуспешно ища поддержки, Иван оглядел безразличные лица одноклассников. – Поэтому здесь все чувствуют и ведут себя иначе, чем в нормальной жизни, словно находятся под незримой властью. Веришь ты или нет, но с твоей душой все равно творится необъяснимое…
– Довольно! – Эльза Петровна подняла руку. – Мы долго слушали твою ахинею. Теперь будет интересно узнать, что о религии думает класс. Посмотрим, много ли еще у нас есть таких же сумасбродов, как Хр-рамов! Возьмите ручки и до конца урока подробно изложите свои мысли в тетрадях. Приступили!
Андрей с сочувствием посмотрел на Ивана и шепнул:
– Ваня, ну зачем так! Сам же суешь голову в петлю!
– Это еще почему? Я только свое мнение высказал. Обычное дело для дискуссионного урока. Только в спорах истина и рождается.
– Ты что, так ничего и не понял? По ту сторону парты не увидишь правды… – Андрей вздохнул и, сжав огромные кулаки, уставился на пустые тетрадные клеточки. – Лучше помалкивай и говори то, что им надо. Целее будешь…
А за окном по школьному двору вышагивали в солнечных лужах голуби. Иван вспомнил, как лет десять тому назад, таким же ясным апрельским утром, они ходили вместе с отцом в зоопарк. Тогда он никак не мог понять, почему все большие и красивые птицы сидят запертыми в клетках, как злобные волки. Они должны быть в небе, свободные, рожденные для полета в небе без границ… Отец тогда отшутился, ответив, что теперь позволено летать одним воронам, поэтому скоро и голуби превратятся в куриц. «А вот ты у меня орел! У тебя никто не сможет отнять небо!» – сказал он тогда Ивану, высоко-высоко подкидывая в лазурную высь… – «Но для этого орлята должны научиться летать!»
Строчки складывались сами собой, и, боясь упустить волну, Иван поспешил открыть тетрадку и посреди страницы размашисто написал: «МЫ СВЯЗАНЫ НЕБОМ».
– Да расслабься, Храм! – Балабанов раздраженно махнул рукой и нарочито выругался. – Нет, ну скажи, чего так паришься из-за учебы? Неужто старые привычки так вставляют?
– Да нет, Леха, привычки тут ни при чем. Просто кажется, что мне с ними по-хорошему не расстаться.
– Чудной ты, Храмыч, чел! Школа – не тюрьма, все равно отпустят. Посмотри на меня! Балабан им, как геморр в горле, а хильнуть его из казенки кишка тонка!
Иван посмотрел на Алешку и не смог удержаться от смеха.
– Не ловлю тему стеба, Храм! – возмутился Балабанов. – Я ради тебя пупкую, а ты меня за лоха держишь?
– Леха, сколько раз просил, говори по-русски! – Иван взял приятеля за плечи. – Я половины из сказанного тобой не понял!
– Чего тогда зубы скалишь?
– Не дуйся, Леш, да не дуйся ты! – Иван потрепал Балабанова за волосы. – Просто горлу досаждает обычно кость, а геморрой – совсем другому месту. Так что ты немного с адресами напутал!
Лешка, выждав для солидности пару секунд, присвистнул:
– Ну, Храмыч, я реально попал! В смысле лоханулся, а попа тут совсем не при чем!
Асфальтовое покрытие закончилось, под ногами захрустел щебень и гравий – Немиров остался позади. Впереди, между набухшими весной стволами деревьев, показались черные искореженные кресты и блеклые звезды старого кладбища. Вверху, словно смеясь над невозмутимым царством мертвых, граяли вороны.
– Зачем, Легла, мы пришли сюда? – лицо Ивана нервно дернулось. – Не выношу кладбищ с их односторонним движением…
– Решил показать вид в окрестностях Бове…
– Какого еще Бове?
– А я почем знаю? – Балабанов пожал плечами и закурил. – Картина такая у бабули висит – «Вид в окрестностях Бове». Вот к слову пришлось. Ладно, Храмыч, мне кое-что взять надо. Серьезные люди поручили. Понимаешь?
– Нет.
– Из тайника. Схема простая: здесь беру – там отдаю, за доставку – бабло на карман.
– Леш, а ты знаешь, что в тайнике?
– Думаешь, мне запростяк башли платят? Ангельская пыль, вот что!
– Что такое «ангельская пыль»?
Балабанов всплеснул руками:
– Ваня, ты «Арию» не слушал?
– Нет, а что?
– Ну ты дрёма! О чем с тобой говорить? Ладно, щас спою!
Леха встал, широко расставив ноги, откинул назад волосы и затянул протяжным, с долгими завываниями, голосом: «Ты паришь над миром, но торговец раем вынет душу из тебя за героин. Ангельская пыль – это сон и быль…»
Кирпичная часовня с колоннами, построенная в излюбленном античном стиле начала XIX века, показалась Храмову неестественно маленькой. Вросшая на треть в землю, без крыши и куполов, она скорее выглядела как склеп или небольшой склад, построенный посреди кладбища по чьему-то нелепому распоряжению.
– Сейчас, здесь, я скоро, – Балабанов засуетился и, нагнувшись, проскользнул через полуоткрытую дверь. – Подожди меня!
Иван подошел к дверному проему, но Алешка жестом его остановил:
– Нет, постой на стреме. Тебе же лучше: меньше знаешь, свободнее дышишь. Тут дело серьезным палевом обернуться может.
Иван спорить не стал. Прошел вдоль часовни, прислонив к теплой кирпичной стене ладонь: «Двести лет назад руки крепостных графов Строгановых держали кирпичи, которых сейчас касаюсь я. И это уже религия, Эльза Гестаповна!»