Заклинатель драконов
Шрифт:
Ты от него никогда не добьешься прямого ответа, — сказал Уилл. — Только нечто закрученное. Он может найти кривизну и в абсолютно прямой линии. Рэггинбоун, Брэйдачин сказал: то, что выходило из зеркала, не было Элайсон, а было тэннасгилом. Что он имел в виду?
— Это духи умерших, которые боятся пройти Врата. Они давно забыли, кто они такие или почему остались здесь. Существует лишь земная оболочка их эмоций, это — как изнурительная болезнь. Ненависть, алчность, горечь — вот те страсти, которые удерживают их на земле. У них уже нет жизни, и они страстно желают ее, но на это уже нет сил. Как бы то ни было, Старейший часто использует эти инструменты.
Как же это могло быть
Люди и действия оставляют след в атмосфере. Эти создания — паразиты, они питаются памятью окружающих, приобретают их очертания. Нет сомнения, что тэннасгил видел Элайсон в зеркале.
Зеркала запоминают, — сказала Гэйнор.
Именно так.
Они некоторое время молча шли к скале, где однажды, давно, Рэггинбоун показал Уиллу и Ферн Врата Смерти. Сюда изредка доносился звук проезжающего по дороге автомобиля, но рядом слышался лишь стрекот насекомых и писк взлетающего к небу жаворонка. Цвета пейзажа пожухли под надвигающимися облаками, подул холодный ветер.
— Что мы можем сделать, чтобы защитить Ферн? — спросила Гэйнор, дрожа теперь уже от холода, а не от ужасных воспоминаний.
Я не знаю, — ответил Рэггинбоун.
Я рассчитывала, что вы нам что–нибудь посоветуете, — негодующе возразила Гэйнор.
Уилл расхохотался.
— Совет — очень опасная вещь, — ответил Наблюдатель. — Его можно давать только очень редко и осторожно, малыми дозами и со скептическим к нему отношением. Что я могу сказать? Берегите свои нервы. Пользуйтесь собственным разумом. Предчувствие — плохой советчик в делах, но перед вами я вижу тень, она мешает мне смотреть вперед.
Запомните: Старый Дух — не единственное зло в мире. Есть и другие, может быть, не такие древние, менее сильные — буря не так страшна, как земле
трясение, цунами менее опасно, чем извержение вулкана, — но так же грозящие смертью. Возможность умереть дает тем, кто наделен Даром, некоторое преимущество перед бессмертными. Твой сон с совой, Гэйнор, озадачил меня. Из всего, что ты мне рассказала, он единственный почти необъясним. В нем есть что–то такое, что я должен распознать, но некоторые детали ускользают… Шагай очень осторожно. Перед тобой — черная тень.
— Мы рассчитываем завтра отпраздновать свадьбу, а не попасть на похороны, — печально сказал Уилл.
— Может быть, — сказал Рэггинбоун.
Расставшись с Рэггинбоуном, Уилл и Гэйнор набрели на одиноко стоящий паб и зашли в него, чтобы перекусить. Как ни странно, Лугэрри сопровождала их. Они покормили собаку, дав ей немного чеддера и хлеба.
Что скажет Ферн, если собака придет с нами домой? — спросила Гэйнор. — Или миссис Уиклоу?
О, они к ней привыкли, — ответил Уилл. — Собака приходит, когда ей захочется. Она ведь очень ненавязчивая. Она несомненно думает, что за нами
надо следить.
— Она может спать у меня в комнате, — сказала Гэйнор, — если ей это понравится.
Но Эбби приняла присутствие Лугэрри без особого энтузиазма.
— Не могли бы вы сказать своему другу, что это не очень удобно? — недовольно спросила она.
Уилл ответил, что он должен заботиться о собаке, пока отсутствует ее хозяин.
Я знаю, вы рады, когда она здесь, и она всегда ведет себя очень хорошо, но — она слишком большая. Она может напугать Йоду. Он весьма возбудим. Я уверена, она на самом деле ничего плохого ему не сделает, просто…
Она великолепная сторожевая собака, — перебил ее Уилл. — Здесь кто–то бродит по ночам. Вряд ли Йода справится с грабителем.
Нет–нет, не справится, — согласилась Эбби. — Он тут как–то напал на паука, большого, с шишковатыми ногами, но… Обещайте — вы постараетесь,
чтобы
Я постараюсь, — ответил Уилл.
Тем временем суета продолжалась. Со стороны старого амбара был устроен навес, и шеренги столов и стульев промаршировали под него. Туда–сюда сновали люди, перетаскивая коробки со стеклянными бокалами, вилками, ножами, салфетками, скатертями и тарелками. Все было аккуратно расставлено и разложено, а потом переставлено и переложено, чтобы освободить место для оркестра. И, как часто бывает в подобных случаях, все вокруг было бледно–розовым: скатерти, розы и гвоздики в вазах и гирляндах, губная помада на губах дамы–устроительницы, которая отдавала распоряжения и преследовала Ферн с требованием подписать какие–то бумаги. Ферн подписывала, улыбалась, говорила «спасибо», отвечала на телефонные звонки, разговаривала по полчаса с поставщиками и по пять минут с Маркусом Грегом.
Гэйнор решила, что Ферн выглядит очень уставшей, не столько от того, что не выспалась, сколько от ощущения предстоящей скуки, которое проскальзывало в ее застывшем взгляде, в жестах, в медлительности при ответах на вопросы. Несмотря на всю ее вежливость, мысли ее блуждали где–то далеко. Легкие недоразумения оживляли атмосферу. Эбби сильно удивила миссис Уиклоу, приказав ей подавать всем чай с закусками, хотя последняя считала, что это относится к ее собственной юрисдикции. Триша неожиданно разразилась плачем, каким–то образом узнав, что ее жених отказывается от помолвки. Мать подружек невесты, семилетних близнецов с одинаковыми лицами, локонами и одеждой, объявила, что на платье одной из них, спереди, пятно от сока. («Она может прикрыть пятнышко букетом», — сказала Ферн.) Кто–то, перенося коробку с бокалами для шампанского, споткнулся об Йоду и с проклятиями упал, причем несколько бокалов разбилось. Так или иначе, к семи часам карточки с именами гостей были разложены по местам, лишние помощники удалились.
Ферн и Гэйнор вышли, чтобы проверить результаты их бурной деятельности. Навес выглядел похожим на свадебный торт. Свадебный торт выглядел похожим на маленький шатер. В кухне Эбби и миссис Уиклоу беседовали с Тришей, причем Эбби ее успокаивала, миссис Уиклоу была строга, а Уилл временами врачевал Тришу порциями шерри. Рядом находилась тетя Эди, ассистировавшая ему при отмере доз «лекарства», пробуя снадобье на вкус.
— Ну, — сказала Ферн, — ничего не поделаешь.
Боюсь, я так ничем и не помогла, — виновато произнесла Гэйнор, вспомнив о том, как она провела этот день.
Ты — здесь, — сказала Ферн и взяла подругу за руку. — И это очень важно. В любом случае организовывать — моя работа. Все это — как спустить судно на воду. Свадьба Ферн — дань сельскому представлению о шикарной жизни. Надеюсь, дождя не будет.
Серый день сменялся мрачным вечером. На горизонте сгрудились облака. Если свет и искал хоть какую–нибудь щелочку, чтобы объявить о заходе солнца, то ему не удалось найти ни одной. Гэйнор внезапно ощутила подавленность. Все предсвадебные приготовления, которые казались ей легкомысленными и почти гротескными, после того, что случилось предыдущей ночью, представлялись дурным предзнаменованием, чем–то смертельно опасным, стремящимся к невообразимому моменту кульминации. Разум говорил ей, что завтра все пойдет соответственно намеченному плану, Ферн выйдет замуж и сюрреалистический мир, дыхание которого она почувствовала, исчезнет. Но в наступающих сумерках ее сердце дрогнуло, перед ней предстали бесконечные часы тьмы. Она знала, что надо улучить момент и пересказать Ферн то, о чем говорил Рэггинбоун, предупредить ее, но появился Робин, и удобная возможность была упущена.