Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
– Это и есть счастье женитьбы?
– вскричал Омар.
– Все! Убирайтесь обе к чертям. Я не женюсь, раз такое дело. Никогда уж больше не женюсь. Век не служил никакому идолу, - женщине тем более не стану. Чего вы все суетитесь? Трясете своим... м-м... духовитым бельем, носитесь с ним, как со знаменем - и чадите на весь белый свет? Всего и забот. И я должен угрохать весь свой талант на твое исподнее? В мире есть кое-что поважнее. На!
– Он кинул ей сверток алого шелка.
– Свадебный подарок от меня. Больше ничего не получишь.
– Не нужно!
– Эль-Мирра оскорбленно метнулась к выходу. Тетка за нею. Не забыв схватить на бегу шелковый алый отрез...
Омар больше не плакал. И не до смеха было ему. Эх, все неладно у нас. Неладно, нескладно. Отказаться, что ли, от плоти своей? Вступить в суфийскую общину, укрощать дурные страсти молитвой богу? Чтоб заслужить священное право на райских, потусторонних гурий?
Но ни на что такое Омар не способен. Та сторона есть та сторона, не наша. Сторона наша - эта. Будем на этой шуметь.
Сегодня ему не работалось. Еще бы! Уж какое тут творчество, при душевной-то неустроенности и растерянности. Суп и тот не сваришь без настроения...
«Сто динаров и три фельса!» - как говаривал туркмен Ораз. Неужто люди созданы только затем, чтобы или открыто, в бою, или скрытно, исподволь, в быту, уничтожать друг друга? Например: мужчина и женщина не могут жить врозь - и от совместной жизни проникаются такой взаимной «любовью», что он готов ее зарезать, она его - отравить. Тьфу!
С восходом солнца Омар вышел в свой небольшой уютный садик за ручьем у ограды. К полосе возделанной земли с жасмином и лилиями, где на днях присмотрел для наблюдений большой муравейник. Нет порядка и мира в отношениях между людьми - так хоть полюбуемся строго налаженной жизнью благородных насекомых...
В этих краях муравьи не насыпают над поселением мусорных куч, как в лесах. Черная дыра в твердой серой земле над сухой оросительной канавой, вокруг отверстия - россыпь серой, мелко искрошенной земли, вынутой снизу: это и есть вход в муравейник.
«Нашли место, - подумал с досадой Омар.
– Как только в канаву поступит влага, у них случится потоп. Будут метаться, яйца спасать, наверх поднимать, но схлынет вода, просохнет дыра - вновь полезут в ту же дыру.
– Непредусмотрительность муравьев не вязалась с их известной сообразительностью.
– А впрочем, разве не так и у людей? Их дома разрушает землетрясение. Вулканы лавой заливают, ураганы сметают, наводнения смывают, - они опять и опять возвращаются в ту же долину. Упорство, смелость? Глупость. Она обходится дорого. Ведь тысячи гибнут...»
Обычно Омар, поставив под ивой скамеечку, просто сидел и смотрел, как копошится живой и подвижный муравьиный народ. Смотрел, не вникая в суть бесконечной этой возни. Его отношение к муравьям было таким, как у всех: уважительным, с примесью удивления и восхищения разумным устройством их жизни.
Люди всегда видели в муравьях себе подобных, в баснях и сказках муравей - мудрый и честный работник.
Но сегодня внимание, обостренное нервным напряжением, открыло Омару иное...
Видно, они углубляли свое подземное жилье: вылезая один за другим из черной дыры, муравьи, крепкие, черные, выносили в челюстях крошки земли и небрежно ссыпали тут же, на береговой откос канавы.
На откосе вырос, подобно галечной осыпи в горах, уже довольно широкий и длинный язык сухой измельченной земли. И кучка муравьев-охотников тащила вверх по сыпучему склону жирную гладкую гусеницу, еще живую. Она медленно извивалась, вяло сопротивляясь. Склон был довольно крутым, муравьи часто срывались, катились вниз вместе с добычей, - и вновь упрямо и бестолково лезли по осыпи вверх. Хотя стоило им обойти эту осыпь, они бы уже давно доставили гусеницу куда следует.
Сизифов труд! Одни, мешая друг другу и сталкиваясь на бегу, без толку, вовсе не к месту, насыпают гору земли, другие, впустую тратя усилия, без смысла ползают по ней.
Омар приметил одного муравья, который лихорадочно, с весьма деловитым видом, сновал вокруг, принимаясь вроде помогать собратьям, волокшим бревна - травяные стебли, и неумышленно сталкивал их под откос вместе с грузом. Приглядевшись, Омар увидел немало таких «трудяг», что носились туда и сюда, сломя голову, с явной готовностью что-то сделать, и ничего не делая, хватаясь за дело, и тут же его бросая...
Но работа в общем все же налаживалась. Омар убедился: один муравей сам по себе - ничто. Он ничего не решает. Раздави его ногой - семейство едва ли заметит утрату. Ибо их - масса. И все на одно лицо. Несмотря на то, что разделены на солдат, рабочих и прочих.
Да-а. Если и есть между людьми и муравьями какое-то сходство, с печалью отметил Омар, то именно в этой бессмысленной суете. Ради чего? Все то же накопительство, скопидомство, одна страсть - вдоволь поесть.
Раз в жизни у них отрастают крылья - в пору любви. И что же? Самцы, исполнив обязанность, вскоре околевают, и толстая самка, укрывшись в темноте, в глубине муравейника, без конца, день-деньской откладывает яйца. Сотни яиц, горы яиц. Она даже не видит своего потомства, - к яйцам приставлены няньки...
И плодится, плодится муравьиное племя. Зачем? Говорят, они делают доброе дело: истребляют вредных насекомых, спасая этим растения.
Да, но ведь сами-то они не знают, что своей дикой прожорливостью помогают жить человеку! У них нет конечной цели, их замкнутый круг - жрать и плодиться. Вся налаженность, четкость, осмысленность их образа жизни - одна лишь видимость.
Нет, не следует сравнивать муравья с Человеком. И Человека - с муравьем. Стыдно. Очень плохо, если люди похожи на муравьев.