Заклятие роз
Шрифт:
«Что же я за дура?» — спросила мысленно сама себя Марта, не замечая, что думает «вслух».
«Это называется любовь, девочка!» — тепло отозвалась Анна Юрьевна.
«Ты что, подруга, влюбилась?! Вот круто!» — радостно засияла Полина.
«В Серафимовича?! Он же гад!» — мысленно проворчала Анжелика.
«Он ведь женат…» — сникла Марта.
«Для любви это не имеет значения, — ответила Анна Юрьевна и задумчиво добавила: — Не думаю я, что он любит ректоршу. Да и что она его любит — тоже не думаю. Когда в основе отношений лежит подлость, то ничего хорошего из этого союза не получится. Так что, девочка, я рада за тебя!»
Марта сначала растерялась и густо покраснела, бросила короткий взгляд на Серафимовича: заметил он или нет. И спряталась за быка.
А Серафимович между тем взмахнул розой и хлестанул ей по крупу своего быка.
Бык вытянул голову, заревел — так, что оглушил на некоторое время. А потом тяжело шагнул на поле.
Едва бык пересёк границу, как словно бы из воздуха появился древний плуг — такой, какой можно увидеть в краеведческом музее: к деревянной раме — дышлу прикреплён деревянный отвал с железным лемехом внизу. Лемех подрезает землю и с помощью изогнутого отвала переворачивает земляной пласт. От отвала идут две крепкие ручки, держась за которые пахарь управляет процессом вспашки.
Марта стояла и сердце её ныло. Она смотрела на сосредоточенного Серафимовича, на его лицо, полное мучений и понимала, что любит его и что должна была сказать ему о своих чувствах ещё до того, как он шагнул на поле страданий.
Но время упущено и ничего с этим поделать Марта уже не могла. Она дёрнула поводья своего быка, и он шагнул на поле следом за Серафимовичем.
Глава 29
В звенящей тишине вспышками молний зазвучали слова.
«Марта, сколько можно говорить?!..»
«Марта, где твоя голова?!..»
«От кого, от кого, а от тебя, Марта, я такого не ожидала!..»
«Ты меня разочаровала!..»
«Я думала ты умная, а ты!..»
«Марта, сколько можно повторять?! Ты чего такая тупая?!..»
«С твоими способностями и тройка?!..»
«Другие в огонь полезут, и ты за ними?!..»
«Марта, не стой, как дуб! Делай уже что-нибудь!..»
Впрочем, последняя фраза прилетела откуда-то из другого мира. Это был… знакомый голос, но не тот, который звучал до сих пор.
Марта, ослеплённая словами-молниями, бьющими вне времени и пространства, но точно в цель, попыталась оглядеться, найти источник последних слов. Ей вдруг показалось очень важным найти этот источник, именно его. Потому что… Потому что он добавил свежей боли к привычной уже… Но вокруг уже с новой силой звучало всполохами:
«Ну сколько раз можно тебе повторять?!..»
«Если будешь плохо себя вести, я отдам тебя вон тому дядьке!..»
«Уйди от меня, видеть тебя не могу!..»
И снова:
«Марта! Держи поводья! Если быки освободятся…»
А Марта не видела поводий, не понимала, какие быки. Ей было больно, невыносимо больно, потому что снова и снова в её сердце падали:
«Ну почему я не сделала аборт! Теперь вот майся!..»
«Какая она уродливая!..»
«Доктор, а это точно мой ребёнок? Вы не перепутали?!..»
И с каждым ударом слов-молний сердце Марты сжималось. Она чувствовала себя маленькой и беззащитной. И беспомощной. Потому что ей нечего было сказать, нечего возразить. Да, она уродливая и непослушная, она плохо учится, она не смогла сдать конфликтологию, из-за неё, Марты, постоянно страдают люди. Из-за неё и только попала в беду её лучшая подруга Полина. И Анна Юрьевна с Петром Ильичом и с их не рождённым ещё ребёночком! Даже Анжелика… Даже Серафимович! Она всех подвела. Зря мама не сделала аборт. Не было бы Марты, не было бы и ничего этого, не было бы страданий. Не было бы этой боли — детской, застарелой, вросшей в хребет, как ноготь на ноге врастает в палец, и причиняющей боль при любом движении. Боли, заставляющей согнуться, сгорбиться, спрятаться от всех. Боли, заставляющей сдаться ещё до того, как сделана первая попытка чего-то добиться.
«Кто тебя полюбит, такую замарашку?!..»
«Кому ты нужна со своим характером?!..»
«Будешь так вести себя, тебя замуж никто не возьмёт!..»
Марта опустилась на колени, руки её безвольно легли на землю…
И тут снова зазвучал голос, тот, источник которого Марта так и не нашла. Тот, который добавил страданий. И тем не менее, желанный.
Он зазвучал рядом — сильный, уверенный, живой!
— Ну уж нет! Я тебя не отдам! Соберись! Ты можешь!
— Что я могу? — спросила Марта и усмехнулась. Она ничего не могла, даже встать.
— Не можешь встать ради себя, встань ради Полины, Анжелики и Анны Юрьевны! Чем дольше ты сидишь, тем им хуже! Вставай! Ты должна встать, ты должна поверить в себя! В тебе есть сила — сила твоего духа! Сила твоей дружбы, сила твоей любви!
Голос звучал и звучал, он повторял снова и снова, чтобы Марта встала и пошла, чтобы она не сдавалась. Что на самом деле она сильная, и что она справится.
— Подумай о Полине, она пропадёт без тебя! Без твоей помощи ей не выбраться! И Анне Юрьевне не выбраться, и Анжелике…
Голос звучал и звучал. Отрезвляя, встряхивая, вытесняя застарелую боль новой — опасением за подруг и за… Серафимовича.
— Марта, подумай обо мне! Как я без тебя?! Я не смогу без тебя жить! Я не прощу себе, если ты сдашься! Вставай!
И Марта поверила. Она подняла руки и сквозь слёзы смогла рассмотреть поводья.
Несколько минут Марта соображала, что это за поводья и вспомнила про быков памяти и поле страданий. Вспомнила о Серафимовиче — как он там? Она же собиралась помочь ему — в его памяти за две тысячи лет накопилось столько боли, что ему одному с ней не справиться.
Марта отёрла глаза и увидела, что она сидит посреди борозды, её бык уже почти свободен, потому что змея, чувствуя страдания Марты, быка уже почти не держала, она искала, от чего Марту нужно защитить.
Но беда в том, что защитить от воспоминаний змея была не в состоянии.
Марта оглянулась. Полина стояла бледная настолько, что веснушки исчезли. А рыжие волосы походили на пучок соломы. Она просто стояла, а её бык дышал дымом и рыл землю. И ему достаточно было развернуться, чтобы увидеть Полину и стереть её с лица земли за то, что она привела его на поле страданий. Марта поняла, что быки сейчас тоже чувствуют боль.