Заклятие роз
Шрифт:
— Если я сейчас отправлюсь туда, я не буду помнить ничего из… Я не вспомню вас, не вспомню университет, ничего…
— Куда не кинь, всюду клин, — покачала головой Анна Юрьевна.
— То есть, вы с этими воспоминаниями готовы умереть, но не готовы жить? — презрительно спросила Полина.
Марта с удивлением посмотрела на Полину. Она не узнавала подругу — та открылась для неё совершенно с новой стороны.
Серафимович стоял растерянный.
— Это поле бесконечно, — пробормотал он.
— В природе нет ничего бесконечного, разве что человеческая глупость, — пожал плечами Пётр Ильич.
Серафимович уставился на Петра Ильича, а потом перевёл взгляд на его ноги. Пётр Ильич был босой. Обмотки то ли потерялись, то ли он сам снял их, и теперь стоял просто. Закатанные до колен штаны оголяли крепкие мускулистые икры, и Марта подумала, что, наверное, босиком по свежевспаханному полу хорошо пройтись, приятно…
«Пройтись! — оборвала она себя, — А не работать!»
Серафимович, глядя на ноги Петра Ильича, сказал:
— Я сделал для вас столько зла, а вы готовы ради меня… — в голосе его прозвучало искреннее сочувствие.
— Не обольщайтесь, — отрезала Анжелика, — не ради вас. Ради себя и своей чистой совести. Может, мы уже приступим к работе, пока быки не разбежались.
Но быки спокойно стояли и ждали, когда закончится совет. И это удивило Марту. Она хорошо помнила, как в самом начале быки норовили освободиться.
Эта перемена в поведении животных добавила Марте уверенности, и она сказала:
— Скоро всё закончится. Давайте работать.
Похоже, что этот совет не только ей добавил сил. Марта шла за быком и чувствовала — что-то незримое изменилось над полем. То ли тучи стали не такими рваными, то ли солнце больше не жгло, не сушило, то ли земля стала мягче, податливей, то ли у пахарей открылось второе дыхание… А, может, просто появилась надежда.
По-прежнему сильно болела спина, уже дрожали от усталости ноги. По-прежнему слова-всполохи били точно в цель. Но на душе стало светлее, словно страдания очистили душу.
«Как город после грозы, — подумала Марта, налегая на плуг. — Где-то ветром сбило веточки, где-то даже деревья поломало, но в целом город, напоённый влагой, радуется солнышку и радуге».
Марта в поисках радуги непроизвольно взглянула на небо.
И действительно, от горизонта к горизонту раскинулся многоцветный мост.
Любуясь на него, Марта с улыбкой допахала очередную борозду и вдруг обнаружила, что поле страданий закончилось.
Серафимович стоял растерянный и смотрел на приближающихся Анну Юрьевну Петра Ильича — их борозда была последней.
— Ничего не понимаю, — сказал он, и Марте было непонятно: то ли он высказывает мысли вслух, то ли говорит лично ей. — Блейза сказала, что поле страданий не отпустит без жертвы. А мы вспахали его и никакой жертвы не потребовалось…
Пока Марта соображала, что ответить, вмешалась Анжелика:
— Нам же ещё засеять его нужно.
— А где семена — спросила Анна Юрьевна, всё ещё восседавшая на своём быке.
Остальные быки смирно стояли рядком. И тоже было непонятно: они сильно устали или укрощены и ждут команды.
— Красиво, — прошептала Полина, любуясь радугой.
— Да, — согласилась с ней Марта.
Остальные ничего не ответили, но на некоторое время разговоры стихли.
И вдруг сзади послышалось пыхтенье. Оказалось, это рыжий кот Мартин тащит увесистый мешочек.
Не обращая внимания ни на Марту, чему она очень удивилась, ни на кого другого, Мартин поднёс мешочек Серафимовичу и положил его у ног декана.
Потом встал на задние лапы и… и начал расти…
Через минуту перед Серафимовичем стоял широкой кости светловолосый парень — крепкий, как кремень.
Серафимович побледнел и прошептал:
— Флинт?..
— А ты изменился, Рок, — Бывший Мартин хлопнул Серафимовича по плечу.
— А ты, Флинт, нет, — покачал головой тот.
— Не слабый поворотец! — прокомментировала Анжелика и усмехнулась.
Флинт не обратил внимания на слова Анжелики. Он стоял и смотрел на Серафимовича. Серафимович в свою очередь не отрывал взгляда от своего давнего друга. И Марта подумала, что это испытание, пожалуй, будет посложнее, чем вспахать поле страданий на быках памяти. И то, что Серафимович дошёл до конца, позволило ему теперь выдержать взгляд своего друга… Друга, которого он когда-то предал. Теперь же он до конца испил чашу страданий, точнее, вспахал поле…
Марта стояла и рассматривала их. Флинт был моложе и мускулистее, Серафимович казался старше, опытнее. Его «хэндлбары» раскрутились и теперь кончики усов опустились, изменив облик декана.
В какой-то момент дуэли взглядами Марте захотелось вмешаться, и она шагнула вперёд.
— Мартин… Флинт, — обратилась она к парню.
Он оглянулся на неё и его взгляд потеплел.
— Здравствуй, Марта, — сказал он и ласково улыбнулся. — Ты так похожа на… горбунью, что…
Марта поначалу смутилась, но потом выпрямилась и спокойно ответила:
— Я не она, — Флинт покачал головой, а Марта продолжила: — Нам нужно засеять поле. Вы принесли семена? — Марта кивнула в сторону мешочка, который лежал у ног Серафимовича.
— Семена? — переспросил Флинт. — А… Да… Это семена. Зубы дракона…
— Мы не будем сеять зубы дракона, — ответила Марта.
Она сама не знала, откуда пришло это решение. Всё произошло спонтанно. Но допаханное на быке памяти поле страданий, кроме усталости дало ей что-то ещё…
Флинт удивился и на некоторое время потерял дар речи. Но потом всё же спросил: