Заклятие слов
Шрифт:
Но самое большое впечатление на меня произвел рассказ… как же он называется? Не помню названия. Ну, в общем, как на Земле все книги уничтожены, и теперь отправлена экспедиция на Марс, сжечь там последние экземпляры всех книг, собранных со всей Земли – во-первых, чтобы уничтожение выглядело по-особому ритуально, а во-вторых, чтобы земную атмосферу не загрязнять сверхогромным костром. И вот в пути члены команды этого космолета начинают гибнуть, один за другим. И выясняется, что их убивают персонажи книг. Дело в том, что однажды созданный персонаж обретает собственную жизнь, как любое творение человеческой фантазии обретает собственную жизнь, где-то в параллельных мирах, и погибнуть они могут только тогда, когда будет уничтожен последний экземпляр книги, последний клочок рукописи, в котором они изображены. И вот, ведьмы из “Макбета” берутся за дело. Они лепят восковые куколки астронавтов
А потом, те астронавты, убить которых времени не хватило, все-таки разводят костер на Марсе, и в этом костре гибнут все, и добрые, и злые… Особенно мне запомнилось, как горит томик Диккенса, и карета Пиквикского клуба, почти докатив до цели, вдруг начинает исчезать в дыму, вместе со всеми персонажами, сидящими в ней…
Месяца через два, когда я все это прочла вдоль и поперек, я спросила у тети Таси:
– Получается, человек, дружащий с книгами, может ведьм из “Макбета” себе на помощь призвать?
А она ответила:
– Это только образ, понимаешь? А действительность в том, что книги не только имеют собственную судьбу, но и могут влиять на судьбы людей, которые с ними соприкасаются. И не только на понятном всем уровне. Мол, я прочел про доблестного рыцаря Айвенго или про пятнадцатилетнего капитана, и захотел быть таким же, как они, и это очень сильно повлияло на мою жизнь, на выбор моей профессии. Влияние есть и на уровне более тонком, менее зримом. Вот, ты просто прочел “Макбета” Шекспира – и вдруг в твоей жизни начинают твориться абсолютно ведьмовские события! Я бы сказала, что выбор книг – это выбор судьбы. И не только выбор книг, но и выбор того, что ему, или ей, кажется самым важным в этих книгах. Скажем, один человек будет читать “Гека Финна”, и в это время его друг погибнет в бандитской перестрелке, а у другого, наоборот, друг спасется из абсолютно безнадежной ситуации. В каком-то смысле, книги – это зеркало, понимаешь?
– То есть, – сказала я, – по книгам можно и что-то угадать? Или призвать их на помощь?
– Можно, – кивнула она. – И, я бы сказала, не угадать, а вычислить. Знаешь, в чем мое главное открытие? В том, что книги подчиняются периодической системе, подобной периодической системе химических элементов, открытой Менделеевым. Зная приблизительную частоту выхода книг на ту или иную тему, можно определить недостающие места. Да вот тебе свежий пример. Я вижу, по книгам всех стран, с какой частотой издавались, среди книг по греческой мифологии, специальные издания о титанах. То есть, о полу-бессмертных, которые были наполовину богами, наполовину людьми, подняли восстание против богов-олимпийцев и были за это уничтожены. И тут я вижу, что в советских изданиях, с тридцатые по семидесятые годы двадцатого века, если быть предельно точной, эта частота в нашей библиотеке нарушена. И я пишу заявку, чтобы мне нашли все, что было издано о титанах, и получаю вот эту книгу, – она показала мне книгу в темно-красной, почти кирпичного цвета обложке, “Сказания о титанах”, лежащую на том столе, который был отведен у нее для изучения и описи новых книг. – И выясняется, что книга эта была написана в тридцатые-сороковые годы, но тут же запрещена к изданию, и издана относительно недавно, в начале девяностых. Получается, что я, не зная, что есть такая книга, вычислила ее. Интересно, а? Но тут и о многом другом можно призадуматься. Почему очень многие годы тема титанов, поднявших восстание против богов, была запретной темой? Это очень ярко характеризует общий облик общества, а? – она рассмеялась. – Кстати, с известнейшим философом и специалистом по античности Яковом Голосовкером, составившим эту книгу, была замечательная история. После того, как его всюду “закрыли” и печататься нигде он не мог, он устроился работать дворником в писательский поселок Переделкино. И вот, представь себе, он, с большой бородой, в робе, метет листья с аллей, а американская журналистка, приехавшая взять интервью у великого опального поэта Пастернака, выхватывает фотоаппарат и начинает снимать Голосовкера с разных точек, восклицая: “О! Настоящий русский мужик!”
– Да, это весело, – кивнула она, дав мне время отсмеяться. – Но кое-что и грустно. Например, то, что нашему тогдашнему обществу были не нужны титаны, не только не нужны, а даже запрещены. Не отсюда ли все наши беды? И потом…
– Здорово! – сказала я. – А вот ты бы, используя свое безумное знание книг, смогла бы вызвать ведьм из “Макбета” так, чтобы они уничтожили твоих врагов?
– Наверно, смогла бы, – вполне серьезно сказала она. – Но ни за что не стала бы этого делать, потому что, понимаешь, “как аукнется – так и откликнется”. Если правильно общаться с книгами, то можно отвести любую беду без того, чтобы из-за тебя кто-то пострадал.
– “Периодическая система”? – уточнила я.
– И это тоже, – ответила она. – Но есть и другое…
Про “другое” она мне рассказывать явно не собиралась, и я попробовала растормошить ее с другой стороны:
– А еще какие-нибудь книги есть об уничтожении книг в будущем?
– Есть, например, “Прекрасный новый мир” Хаксли, – сказала тетка Тася. – Но эту книгу я тебе не дам, потому что в ней… гм… имеются любовные сцены, которые тебе читать еще не стоит.
– Подумаешь! – фыркнула я. – Сейчас такое и печатают, и по телевизору показывают! Я, если хочешь знать…
– Не хочу! – перебила она меня. – И книжку эту тебе не дам, еще года два как минимум, а то и три!
Я поняла, что лучше не настаивать (лучше я потом этого Хаксли втихую достану, решила я; я и достала, но, по правде говоря, он оказался довольно скучным) и перевела разговор на другую тему:
– А я вот подумала… Разве совсем нет книг, которые стоило б сжечь, чтобы никто этой гадости никогда не читал?
– Нет! – очень резко ответила она. Потом кивнула мне. – Иди сюда, – и повела за собой, вдоль стеллажей, во внутренние помещения библиотеки. – Конечно, – говорила она на ходу, – есть книги такие гадкие и гнусные, что никому не стоило бы их читать. Но разве есть у нас право решать, что уничтожать, а что – нет? Когда мы присваиваем себе такое право, мы очень быстро можем докатиться до чего угодно. Сами станем дикарями, рвущимися расправиться со всем, что выше нас. Да, вот, то, что я хотела тебе показать, – она подвела меня к стеллажу. – “Майн Кампф” Гитлера. Ты скажешь, такую книгу нельзя без омерзения взять в руки? Я соглашусь. Но, при этом, это мысли и убеждения того самого человека, который отдал приказ о сожжении книг. И в этом смысле, книга саморазоблачительна, она разоблачительней любых суровых исторических трудов, которые были написаны потом. Читая ее, мы видим, как человек все больше погружался в трясину мракобесия, как происходил этот процесс. И учимся распознавать механизмы этого процесса, чтобы не допустить подобного в будущем. Вот – “Записки” Екатерины Великой. Разве не стоит увидеть, как она врет и юлит? Разве не стоит обратить внимание, что ни единым словом не упомянут у нее Шешковский, “домашний палач кроткой Екатерины”, как беспощадно определил его Пушкин – Шешковский, пытавший великого просветителя Новикова? Вот – собрание сочинений Сталина, а рядом – книги Жданова и Молотова. И все это человечеству надо знать, чтобы не повторять прежних ошибок. А если б тебе было известно, как некоторые из этих книг попали в библиотеку – точнее, вернулись в нее – что с этим связано… В каждой книге сохраняется частичка времени, и, будь то доброе время или злое, мы не имеем права его терять. Сохраненное время – это единственное, что у нас есть…
Тетка Тася и дальше продолжала говорить на эту тему, но я, признаться, немного отвлеклась. Есть за теткой такое – если ее занесет, то остановиться она уже не может, и загинает порой такую заумь, что у любого мозги поплывут. Но главное я поняла: тетка считает себя под защитой книг, которые она хранит. И я, надо сказать, сама видела, как это порой происходит. Поэтому и сейчас я уверена: книги каким-то образом дали ей понять, что эти подонки с их угрозами скоро притихнут – получат по мозгам и никому ничего плохого не сделают.
Еще мне хотелось бы знать, как тетка Тася потеряла кисть левой руки, и откуда взялся у нее этот ручной ворон, Артур, который сопровождает ее буквально повсюду. Ее даже в советское время, когда в церковь не верили, ведьмой считали, а уж теперь тем более перешептываются у нее за спиной.
С этим вороном одна история связана, о которой я вплоть до сегодняшнего дня никогда никому не рассказывала. Но дневнику-то можно довериться. И потом, сегодня ночью, почти год спустя, эта история получила свое продолжение.