Заключенный на воле
Шрифт:
Лэннет устало принялся возражать. У него не было на это особых сил; видимо, судьба его решена, и с этим ничего не поделаешь.
— При той слежке, о которой я слыхал? Да все, кого я видел на этой планете, настолько запуганы, что боятся смотреть друг другу в глаза.
Бетак вскочил.
— Наших людей, — выкрикнул он, — отправляют в лабораторию Этасалоу! И никто не знает, что там с ними происходит!
Теперь его движения были скованными, словно у раненого. Бетак остановился перед Лэннетом и наклонился так, что их лица оказались почти вплотную друг к другу.
— У некоторых из нас в этой лаборатории исчезли отцы, братья, сестры. Так что можете не бояться — мы понимаем, что творится. Пусть мы слабы, но наши силы укрепляет вера во Взыскующего. Император назвал вашу миссию ударом по
— Но ваши проблемы должны решаться в первую очередь. Верно?
По лицу Бетака промелькнула тень, — возможно, вызванная чувством вины.
— Да, именно так. В конце концов, вы же не собираетесь прокрасться в лабораторию и подсыпать яду в тарелку командора? Тут нужно нападение, диверсия, маршрут отступления — план, одним словом. И для этого потребуются подготовленные люди, а у нас их нет.
— Но почему именно я? Повсюду можно найти гвардейцев, ушедших в отставку. Или Стрелков. Не говоря уже об обычных солдатах, которые отслужили свой срок и вернулись домой.
— Хайре не похожа на остальные планеты, как вы уже могли заметить. Например, вы должны помнить, что нынешняя династия всегда тщательно следила за выполнением эдикта Прародителя о запрете стрелкового оружия. Так что на всей Хайре имеется ровно пять пушек. Плазменного и огнестрельного оружия нет вообще. Пять лет назад Помощники отобрали у населения все оружие. Мечи, древние копья, булавы — все. Собственные мечи позволено иметь лишь Помощникам и представителям знати. Все эти мечи зарегистрированы и снабжены приемоответчиками. Глава Помощников может в любое мгновение определить местонахождение любого меча на планете. Ни одна обычная семья не может иметь в своем распоряжении режущего инструмента крупнее кухонного ножа — но и они разрешены по одному на семью. Все топоры зарегистрированы. Точно так же обстоит дело с маленькими топориками, секаторами, вилами и «прочими орудиями труда, могущими послужить оружием». Разговоры о любом воинском искусстве — злостное нарушение гражданского спокойствия. Тот, кто занимается воинскими искусствами или учит этому других, — преступник. Драка в баре карается двухлетним заключением в трудовом лагере Помощников. Наказание может быть уменьшено до года, если вы докажете, что не являетесь зачинщиком драки, а были в нее втянуты. Что же касается ваших Стрелков и гвардейцев в отставке, то за каждым из них внимательно наблюдают.
— Направьте петицию императору. Он — гуманный человек.
— Император подумает, что раз на Хайре до сих пор не вспыхнуло открытое восстание, в отличие от половины его империи, значит, мы покорны потому, что счастливы.
Теперь гнев в голосе Бетака сменился страстью. Сдержанный, чопорный господин исчез.
— Я вам говорю — если бы я мог убедиться, что император поможет покончить с этим режимом, у меня появился бы шанс добиться, чтобы Хайре сохранила верность ему. Вы упоминали о робости и замкнутости наших людей, которые вы успели заметить за сегодняшний вечер. Можете вы себе представить, какими яростными бойцами они станут, когда поймут, что могут сражаться за освобождение от советника Улласа? Я надеюсь, что сумею контролировать этот взрыв, который так долго пытаются сдержать. Но он неизбежен.
Тут в разговор вмешался Джарка, помалкивавший до этого момента. Он обратился к Лэннету.
— Слушайте, прямо сейчас я не слишком-то горжусь собой. Когда Бетак сказал, что мы используем вас для подготовки бойцов сопротивления, мне в голову пришла лишь одна мысль: что это ваши Изначальные гвардейцы обучили Помощников и сделали их такими, каковы они сейчас. Я в этом вижу только использование императорской собственности против него же. Что думаете вы, роли не играет — ясно? А я по-прежнему думаю, что мы поступили правильно, заполучив вас в помощники, хотя, возможно, добились мы этого и не совсем правильным путем. Вы тут спорите об империи — а меня она нимало не колышет, ни с какой стороны. Все, что я знаю об этой империи, так это то, что она прогнила насквозь. А то, что произошло между нами — уже произошло, и зачем ворошить прошлое? Теперь мы все повязаны. Вы не сможете выполнить свое задание или выбраться с планеты до тех пор,
Логика Джарки была неопровержимой. Но это не мешало Лэннету проклинать расчетливое коварство Бетака. И еще капитан никак не мог решить, как все это скажется на Нэн. Лэннет предполагал, что будет работать с небольшой, заслуживающей доверия командой людей, достаточно хорошо знающих Хайре, и что эти люди помогут ему выкрасть Нэн и переправить ее куда-нибудь в безопасное место. Увы, этой мечте не суждено было осуществиться. Идти в бой и надеяться выжить можно лишь тогда, когда ты безоговорочно уверен в каждом из своих товарищей. Доверие и уверенность важнее физической силы. Лэннет поймал себя на том, что старается припомнить все о культе Взыскующего. Наставники не раз ссылались на его последователей, как на пример хитрости. Рассеянные по галактике, жрицы этого культа ускользали от ареста, словно дым. А сопротивление на Хайре явно состояло из ревностных последователей Взыскующего.
Самоконтроль. Но он не может контролировать то, что находится вне его досягаемости. Организация сопротивления предлагала богатые возможности контролировать ее участников, — возможно, и самого Бетака. Рычаг и точка опоры, подумал Лэннет. Краем глаза капитан заметил, что Джарка ерзает в кресле, и внезапно ощутил прилив необъяснимого сочувствия к этому человеку. Лицо белокурого мужчины было сейчас напряженным и решительным. Несмотря на свою неприязнь к Джарке, Лэннет видел, что на лице этого человека явственно отражается его душа. Оно горело нестерпимым высокомерием искренне верующего и до боли уязвимым мужеством преданного человека. Лэннету захотелось сказать Джарке, чтобы тот убирался прочь отсюда, что вся эта игра лжива и не имеет ничего общего с тем, во что он верует. Интересно, Джарке приходилось хоть раз наблюдать, как умирает человек?
Поднявшись и воспользовавшись этим движением, чтобы избавиться от болезненного хода мыслей, Лэннет сказал Бетаку:
— Джарка прав. Наша ответственность перевешивает наши разногласия.
Бетак кивнул. Он больше не улыбался и не стал протягивать Лэннету руку.
— Зловещее начало для кампании, которая должна помочь нам избавиться от двух злых людей. Мы можем — нет, должны — подняться над нашими проблемами, и сейчас, и в будущем. От этого зависят сотни тысяч жизней.
Последовав за Джаркой к выходу из комнаты, Лэннет подумал: «Мы уже заполучили наше первое серьезнейшее разногласие, Бетак. Мне очень трудно беспокоиться о каких-либо жизнях, кроме двоих. Все, чего я хочу, — это убраться отсюда вместе с Нэн. А вам — тебе, Халибу, Этасалоу и этому вашему советнику — я желаю лишь одного: пропадите вы все пропадом!»
Глава 10
Наблюдая за трапезой советника Улласа, командор Этасалоу развлекал себя тем, что представлял, какой смертью умрет в нужное время его гостеприимный хозяин.
Наедине с собой Этасалоу признавал, что у него имеется бессчетное множество оснований быть благодарным советнику за предоставленное убежище и поддержку. И при всех присущих Улласу мелких придурях и слабостях, делающих его общество неприятным, на самом деле никакой особой причины ненавидеть его не существовало. И тем не менее, Этасалоу ненавидел его с пылом, становившимся почти сексуальным в своей настойчивости.
На первый взгляд это казалось нелепостью. Ну какой разумный человек станет воображать, как он поднимется из-за стола, очаровательно улыбнется и погрузит столовый нож в этот трясущийся, подпрыгивающий, отвратительный кадык, находящийся в такой соблазнительной близости?
Это не было спокойным жеванием; челюсти советника каким-то особенно раздражающим образом прогрызали себе путь через один иссиня-зеленый назуль за другим. Хотя нет, размеренное ныряние костлявых пальцев в изукрашенную драгоценностями чашу раздражало сильнее. Но совершенно нестерпимой особенностью поведения советника Улласа за столом являлась его самозабвенная сосредоточенность на текущей задаче. Советник не разговаривал. Советник не изменял выражения лица. Его взгляд ни на миг не отрывался от пищи, как будто ее уничтожение являлось священным долгом Улласа.