Заключенный
Шрифт:
Я слышу звук, парни возвращаются раньше, чем планировалось. Они праздновали после недавнего ограбления. Думаю, я должен быть обеспокоен, так как обычно это означает, что кто-то влез в драку или что-то еще, но у меня мало сил для эмоций. Они скажут, если нуждаются во мне, чтобы сломать несколько черепов.
— Эй..
Поднимаю голову. Стоун стоит в дверях. У него с собой два обреза, по одному за каждым плечом. Он кладет их вниз, заходит в комнату и берет бутылку у меня из рук. Это своего рода утешение. Я плюхаюсь на спину.
—
— Мы не можем зайти к нашему маленькому брату?
Я закатываю глаза. Маленький брат. Я вижу волнение в его глазах.
— Насколько ты пьян прямо сейчас?
Я знаю, что означает этот вопрос. Это значит, что я нужен им в действии. Они собрались вместе за минуту.
— Я могу стрелять прямо, — говорю я ему. — Бегать быстрее, чем ты.
Он смотрит на меня странным взглядом.
Я сажусь.
— Что?
Он подходит к ящику в углу, хватает оттуда мой девятикалиберный в кобуре и бросает его мне.
— Мы идем за ней.
— За кем?
— Эбби. Здесь есть еще какая-то «она»?
Шок заставляет меня подорваться.
— Что??
— Мы идем за ней.
— Что? Нет. Она уехала. Мы не можем.
Он вздыхает.
— Ее будут перевозить сегодня ночью. Она была внутри, Грейсон. Внутри федерального исправительного учреждения.
Я напрягаюсь.
— Что, мать твою, ты несешь? Они не выдвинули обвинения. Я видел это собственными глазами.
— Они не выдвигали ей обвинения за побег, — уточняет Стоун. — Но они привлекли ее, как соучастницу. В убийстве Дормана.
— Какого черта? Откуда ты знаешь?
— Я знаю.
И затем я осознал. Он продолжал наблюдать за ней. Я заставил себя остановиться, а он продолжал.
— Как долго они удерживали ее?
Он вздыхает.
— Две недели.
Ярость наполняет меня вместе с болью.
— Она находилась под стражей две недели, и ты не сказал мне?
— Я хотел сначала удостовериться, — говорит он. — Посмотреть, из какого теста она сделана.
Он хотел посмотреть, сдаст ли она нас. Мое сердце бешено стучит. Она находится под стражей из-за того, что я сделал. Эбби посадят в тюрьму.
— Твою мать.
— Есть еще кое-что, — говорит он. — Ночь в особняке губернатора…
Я стою, недовольный тем, как это звучит.
Он нервно вдыхает.
— Она не хотела уходить той ночью. Она хотела вернуться назад вместе с нами. Но я сказал ей, что ты не хотел больше ее видеть.
В одно мгновение я налетаю на него, хватая за воротник.
— Что, мать твою, ты натворил?
— Я позволил ей думать, что это ты убил его. И что ты больше не хочешь ее.
Мой кулак встречается с его лицом, внезапно я оказываюсь на нем, нанося ему удары.
— Я сожалею, чувак, — задыхается он, пытаясь защитить себя. Он не может. Я слишком переполнен болью и гневом. И он не будет бить в ответ. Он знает, что поступил неправильно. Колдер оттаскивает
— Он сожалеет, — говорит Колдер.
— Ты мой гребаный брат! — говорю я Стоуну, когда он поднимается, сплевывая кровь.
— Я сожалею, — говорит он. — Это все, что у меня есть. — Он вытирает рот рукой. — Это и по-настоящему отвязный план того, как захватить транспорт, на котором ее повезут.
— Черт.
Я тянусь за своей кобурой и хватаю обрез.
— Она не любит замкнутых пространств. Она будет напугана. Будет ненавидеть то, что она взаперти. Когда?
— Перевозка через полчаса, — говорит Колдер.
Я стою нос к носу со Стоуном. Я хочу разбить его лицо еще немного, и я хочу расцеловать его за то, что собрал парней на это дело. Вероятно, они вместе все организовали.
— Никто кроме меня не может к ней прикасаться.
Стоун кивает.
Я спускаюсь на первый этаж, ребята уже здесь, шестеро из нас, кроме Нейта, он вернулся на свою ферму.
— Это может быть трюк, — говорит Колдер. — Чтобы выкурить нас из укрытия.
— Возможно, это трюк, — говорит Стоун.
— Мы заставим их сожалеть о том, что они затеяли эту игру, — говорю я.
Колдер смеется. Затем несколько других парней тоже смеются. Да, вероятно, это трюк.
***
Шоссе темное и движение не особо плотное. Перевозка в модифицированном фургоне. Черный. Лобовое стекло тонированное, заднее — нет. Они решили ехать в восемь вечера, чтобы избежать пробок. Я сижу на пассажирском сидении, рядом со Стоуном, который ведет ворованный джип «Чероки» с упорством. Мы едем на четырех машинах.
Ветер хлещет мои волосы через открытое окно. Может ли она чувствовать меня здесь? Знает ли она, что я еду за ней?
По сравнению с захватом броневика, захват тюремного транспорта — это пара пустяков. Мы пристраиваемся перед ними, вместе с шифратором, чтобы блокировать их радиосигнал. Это огромная гребанная установка в багажнике, и она работает только на расстоянии шести метров, но выводит из строя все коммуникации.
Мы сразу же замечаем машины без знаков, и ребята начинают действовать.
Несколько выстрелов. Несколько пробитых шин. Они вихляют.
После этого тюремный транспорт становится легкой добычей, но мы должны быть быстрыми, чтобы избежать погони. Стоун заставляет их съехать с дороги. Ключ в том, чтобы сразу же вывести машину из строя. Они с Крузом выпрыгивают и оббегают машину с разных сторон, бешено стреляя, чтобы шокировать, и грубо вытаскивают охранников из машины. Но все, о чем я могу думать, — это Эбби, напуганная, не понимающая происходящее.
После того как водители обработаны, Стоун освещает заднюю дверь, и я сокрушительным ударом открываю ее. И вот она. Одна. Руки в наручниках. В оранжевой тюремной форме.