Заключенный
Шрифт:
Я захожу внутрь.
— Детка.
Она встает.
— Грейсон, — говорит она, с рыданием в голосе. — Ты пришел.
— Конечно, я пришел.
Я хватаю ее лицо и страстно целую, как изголодавшийся мужчина, коим я и являюсь.
— Я не знал, что ты была здесь. Я думал, ты была дома.
— Нет времени, — говорит Стоун.
— Эбби, — говорю я. — Ты хочешь этого? Ты хочешь пойти со мной?
Она поднимает брови.
— Посмотри, где я.
— Нет, я не хочу быть лучшей альтернативой, чем тюрьма. Мы можем найти способ вытащить тебя,
— Да, — говорит она, звуча почти счастливо, почти смеясь. — Да!
Вдалеке слышен вой сирен. Круз звенит горстью ключей. Я тяну ее на руки и прыгаю вниз. Стоун удерживает дверь открытой. Я несу ее на заднее сиденье и пристегиваю нас, все еще держа на моих коленях. Потому что я не позволяю ей уйти. Стоун за рулем, Круз вынимает ружье.
— Ситуация становится дерьмовее, — говорю я.
Она смотрит мне в глаза. Эбби доверяет мне свою безопасность, и я защищу ее. Она вцепляется в мою футболку своими скованными руками, потому что Стоун едет чертовски быстро.
— Три минуты, — говорит Круз. — Мы могли бы справиться лучше.
Имея в виду, что мы могли бы избежать погони.
— Это называется гребанное планирование, брат, — говорит Стоун.
Эбби не слушает.
— Я не могла позвонить тебе, — говорит она, плача.
— Я знаю, детка, — отбрасываю ее волосы в сторону.
— Они прослушивали мой телефон, следуя за мной. Но я знала, что ты этого не делал.
Я прижимаюсь своим лбом к ее, чувствуя себя дерьмом, что не доверял ей.
— Теперь ты никуда не денешься, — говорю я.
43 глава
Эбигейл
Я сижу в башенке отеля «Брэдфорд». Грейсон снял с окон доски и вставил стекла, и теперь в окна дует летний бриз. Отсюда я могу видеть дома за домами, заколоченные руины окрестностей, одни выглядят сгнившими, другие выглядят так, как будто какой-то разгневанный бог разрушил их своим огромным кулаком. Зелень прорастает в неожиданных местах, природа пытается восстановить это пространство, превратить его во что-то иное. Красота здесь дикая и темная. И она наша. Сначала казалось таким странным, что такое внешне разрушенное место как «Брэдфорд», может ощущаться таким уютным внутри, но спустя четыре месяца больше так не кажется. Оно просто ощущается как дом.
Я положила подушки по краю, по одной стороне этой круглой комнаты, и часами могу лежать здесь, свернувшись калачиком, отрываясь от страниц своей книги, чтобы понаблюдать, как белочки прыгают между ветками деревьев. Я также поставила здесь стол и стул для работы.
В моей старой комнате в общежитии единственной зеленью, которую я видела, был маленький клочок низкорослой травы во дворе. Здесь лоза покрывает все здания, словно одеялом. Даже отель увит ею. Это место наполнено дикой природой, включая людей, которые
Нейт разрывается между этим местом и своей фермой. Он пытался построить там свою жизнь, но и оставить позади свою команду он тоже не может. Мне нравится разговаривать с ним, когда он здесь. Мне кажется, он чувствует облегчение, когда мы беседуем. Ему все еще некомфортно от осознания того, что Грейсон удерживает меня в плену.
Но я не скажу ему, что не хочу бежать.
Стоун по-прежнему иногда смотрит на меня так, как будто хочет, чтобы я ушла. Но мы заключили своего рода перемирие. В любом случае я думаю, убийственный взгляд его глаз направлен не на меня лично. Сейчас он одержим идеей поиска других мальчиков. Мы все этого хотим, но это долгий путь, полный тупиков.
У нас с Грейсоном большая личная спальня на четвертом этаже, и теперь эта комната — моя библиотека.
Ну, надо же мне где-то хранить книги.
Я слышу шаги позади себя, и улыбка появляется на моих губах. Книга приземляется на соседнюю подушку. Удовольствие наполняет меня при виде старой, потрепанной обложки. Одна полка уже заставлена книгами, которые Грейсон принес для меня.
— Что это? — спрашиваю я.
— Открой ее, — говорит он, с каким-то новым напряжением в голосе. Я смотрю на него с любопытством. Он смотрит вниз на меня, карие глаза насторожены.
До этого он принес мне Хемингуэя и Стейнбека — классиков. Принес любимые книги моего детства: Мадлен Ленгль и Синтию Войт. Новые триллеры и детективы в мягком переплете, сотни и сотни страниц, заполненных чернилами. Я люблю их все до единой, так что не понимаю его нервозность.
Я беру книгу и смотрю на обложку. Ничего, кроме выцветшей ткани. Ни заголовка. Ни автора. Это не особо удивительно. Обычно со старых книг чернила выцветают.
Я открываю книгу. Внутри ничего нет. Нет титульного листа.
Переворачиваю страницу. По-прежнему ничего.
Она пуста.
Я смотрю на него с застывшим в глазах вопросом: «Для чего это?»
— Это твое, — он прочищает горло. Он смотрит вниз, и когда наши глаза встречаются, его взгляд пронзает меня. Я помню, как он смотрел на меня в первый день, в коридоре тюрьмы, как будто мог заглянуть внутрь меня, прямо в сердце. Он пугал меня. Он все еще пугает меня, но по-другому.
— Я не…
Он качает головой, сосредоточив свой взгляд на мне.
— Это твоя книга, Эбби. Ты расскажешь свою историю.
Он хочет, чтобы я написала свою историю. И он не согласится ни на какую выдумку. Он хочет чистую правду. Неприкрытую.
Он всегда этого хочет.
***
Я смотрю на пустую книгу, лежащую на полу. Проходят дни, прежде чем я поднимаю ее и кладу себе на стол. Еще неделя, прежде чем я открываю ее и смотрю на первую пустую страницу. Еще две недели, прежде чем я в состоянии написать абзац.
И тогда шлюзы открываются.