Заколдованный круг
Шрифт:
— Не валяй ты дурака, — обозлился бородач, — знаю я вас. Сборище идиотов. Ходите в море креститься, как стадо ослов, в холодную воду…
— И ходим, и гордимся этим…
— Гордиться-то нечем. Как стадо! Орете, поете, качаетесь, словно одурманенные. Стадо.
— А вы, — взвился длинноволосый, — вы не одурманиваете себя? Только мы святыми чувствами, а вы — ЛСД!
— Правильно! В этом чертовом мире, где все только и делают, что режут, да убивают друг друга, да обманывают, да продают, одна есть возможность спокойно жить — наглотаешься таблеток, и все прекрасно.
— И надолго? — поинтересовался Дон.
— Не очень, — неохотно ответил бородач, — но все-таки… В конце концов, это пока еще твердо не доказано, что от ЛСД бывает рак или слабоумие.
— А по мне, — заметил длинноволосый (он был ядовитым парнем), — если с тобой поговорить, то никаких сомнений не останется. Не насчет рака, конечно, а насчет…
— Вот врежу, так ты сразу слабоумным станешь! — Бородач призвал на помощь крайние аргументы. — Джимми Хендрикс уж на что светило, ни одной телевизионной программы в Штатах без него не обходилось, так прямо специальные песенки во славу ЛСД пел. Это здорово!
— Почему пел — перестал?
Бородач молчал. Зато вмешался длинноволосый:
— То-то и оно, что перестал. Умер он от этих самых наркотиков.
— Ну и что? — пожал плечами несколько смущенный бородач. — Умер, верно. А куда ваш святой дух смотрел? — нанес он неожиданный удар.
— Наш святой дух не для дураков! — парировал длинноволосый.
— Погоди, — вмешался Дон, схватив бородача за плечо, — ты скажи, много у нас в университете этой ерундой занимаются? Ну, жуют твой ЛСД.
— Господи, — засмеялся бородач, — да каждый пятый, а то и третий…
— Не может быть!
— Читай газеты, там все написано.
— Слушай, а Рив — знаешь, в команде со мной играет, — он не нюхает, не глотает эти…
— Рив? — Бородач сосредоточенно нахмурил лоб. — Нет, среди наших нет такого. — Он посмотрел на часы. — Пора, через пять минут лекция.
— Да, печально смотреть на таких, как ты, — вздохнул длинноволосый, отойдя все же на безопасное расстояние, — прискорбно видеть, как губите себя…
— Э, — махнул рукой Дон, — разве мало прискорбного! Война, к примеру, кому она нужна? Да много чего…
— Прискорбно, прискорбно, — согласился длинноволосый, — но ведь не переборешь! Главное — любить Иисуса. Остальное суета.
— Главное, болван, удрать от всего этого, — воинственно вскричал бородач, он очень хотел, чтоб последнее слово осталось за ним, — удрать! Поскольку теперь нет необитаемых островов, так надо искать их здесь вот, рядом…
— Трепачи, — констатировал Дон.
И все трое отправились на занятия…
«Спорят, спорят, — размышлял Дон, — у каждого своя правда, свой рецепт против бед. Одни опиум дуют, другие лоб в молитвах расшибают, а эти оделись, что тебе гробовщики, во все черное, на лацкан прикололи красную козлиную голову, да еще с тремя рогами — сатана! — и разгуливают. Или еще в пустыню, видите ли, „удаляются“, на разные заброшенные фермы да каменоломни, живут, как неандертальцы, ходят голые и не отказываются стянуть, что плохо лежит. Еще мотоциклы завели себе некоторые, глушители сняли и носятся везде, народ пугают… у всех свои рецепты, как от неприятностей удрать. А что толку? В конечном итоге все живут на земле, всем нужно есть да пить и, между прочим, сдавать экзамены. — Дон пожал плечами. — Не убегут, бежать-то некуда. Поболтают, поломают комедию… От Жизни не убежишь. Впрочем, были такие, кто считал, что жизнь надо переделывать, не убегать от нее, а менять ее. Но как? Попробуй-ка измени! Не так-то это просто. Тут надо не человеком быть — кремнем. И то…» Дон подумал, что «кремневых» ребят в университете не так уж много. Впрочем, если прикинуть, их становилось все больше.
Одним из таких был Артур, долговязый, белобрысый парень, игрок «Рысей» и притом отличный. Пожалуй, как защитник он не имел себе равных. У него был лишь один недостаток: он носил очки. Поэтому во время игры ему приходилось вставлять под веки контактные линзы. Это сразу изменяло выражение его лица. Из немного рассеянного и удивленного оно становилось сосредоточенным и целеустремленным.
Последнее время Артур все реже надевал очки и все чаще прибегал к линзам.
— Понимаешь, — объяснял он Дону, — мне врачи сказали, что есть такие, что даже спят с линзами. И уж, во всяком случае-, носят их весь день. Вначале неудобно, а потом привыкают. Главное — привыкнуть. Я теперь могу полдня носить, и ничего. Потом, правда, утомляет. Но постепенно привыкаю. Правда, так лучше? — И он устремил на Дона сосредоточенный взгляд.
— Конечно.
Познакомились они еще в прошлом году при обстоятельствах, которые Дон запомнил надолго. Как-то на одной из соседствующих с университетом улиц он повстречал оживленную толпу. Она окружала здоровенного полицейского с громадной шишкой на непокрытой голове (фуражку он держал в руках) и крепкого молодого нагловатого парня, сильно подвыпившего. У парня под глазом красовался фонарь. Оба просто исходили яростью, размахивали кулаками, кому-то грозя.
Выяснилось следующее. Пьяный парень привязался к проходившей по улице цветной девушке. Он проездом в городе, сам южанин, и не привык, чтоб цветные девушки на его ухаживания отвечали кулаками. Правда, ухаживание выразилось в том, что он крепко шлепнул девушку пониже спины, но ведь всем ясно, что это так, от доброго отношения. А она — р-раз! — и сумкой ему в глаз. Но он успел все-таки схватить девушку и закатить ей пощечину. Она вырвалась, побежала, а тут — полицейский. Девушка сразу ябедничать. Но полицейский оказался стоящим парнем, он схватил девушку и повел в участок — фингал-то под глазом у парня, а не у пее. Парень, в качестве потерпевшего, тоже пошел и в какой-то момент изловчился шлепнуть обидчицу еще раз. Девушка взвилась, вырвалась и побежала. Они за ней. И вот тут оказалось, что за всей этой сценой наблюдал какой-то белобрысый юноша в очках. Когда преследователи пробегали мимо него, он неожиданно и с удивительной ловкостью выхватил у полицейского дубинку, которой тот размахивал, стукнул его по голове, а пьяному парню подставил ножку. И исчез. Толпа веселилась, парень возмущался, полицейский изрыгал поток угроз…
Дон пошел своей дорогой. Уже подходя к университету, он нагнал долговязого парня в очках, который шел широким шагом, весело насвистывая и жонглируя на ходу какой-то палкой. Присмотревшись, Дон увидел, что это полицейская дубинка.
Дон с любопытством посмотрел на парня, тот ответил веселым взглядом и подмигнул. Дон расхохотался, парень тоже.
— Это ты? — спросил Дон, кивнув в сторону злополучной улицы.
— Я, — радостно сообщил парень.
— А девушка?
— Смоталась.
И они продолжили путь, оживленно обсуждая происшествие.
Дону нравился этот спокойный парень в очках, долговязый и белобрысый, и, как хорошо знал Дон, обладавший железной твердостью, неподкупный и до предела упрямый в защите своих взглядов.
Взгляды у Артура были ясные, но такие, с которыми нелегко жить.
Он, например, считал, что военным в университете делать нечего. Между тем существовал там специальный корпус подготовки офицеров резерва, который поставлял офицеров для армии. Военные инструкторы занимались со студентами, усиленно рекламировали райскую армейскую жизнь, романтику дальних экзотических гарнизонов на тропических островах, в полярных льдах, у голубых морей, в прекрасных городах чужих стран.
И вот студенты потребовали убрать из университета этот корпус. Во главе «мятежников» стал Артур. Уж сколько его ни уламывали и члены попечительского совета, и тренер, и самые уважаемые профессора — ничего не помогло. Руководимые Артуром студенты устроили сидячую забастовку, а когда не подействовало, подожгли помещение корпуса. Вышли неприятности: многих, в том числе Артура, арестовали, его чуть не выгнали из команды. Если б не очередной матч с «Кузнечиками»… Наконец тренер все уладил.
И что же? Думаете, Артур рассыпался в благодарностях? Черта с два! Просто сказал, что «Рысей» не подведет, но их двадцать, а всех студентов двадцать тысяч. Поэтому их выручать важней, так что пусть уж не взыщут, но военных он и те, кто с ним, рано или поздно из университета выкинут.