Заколдованный круг
Шрифт:
— Понял.
— И учти, никаких следов! Ни малейших! Придумай что хочешь, но все должно быть естественно. Ты меня понял?
— Понял.
— Иначе, — уже скорей для себя проворчал господин Лонг, — наведет на тебя, начнутся истории, вызволяй вас да переплавляй за границу или убирай (человек в клетчатом поежился). Слуга покорный! Сам заварил, сам расхлебывай, но не дай бог, что заподозрят. Тогда я сам займусь тобой. Понял?
— Понял.
— Вылезай. И ко мне ни до, ни после ни ногой. Сам тебя найду.
Машина затормозила. Хлопнула дверца. Толстый
…А господин Лонг, владелец знаменитой фармацевтической фирмы «Здоровье», поехал домой.
Глава XVIII — последняя
А ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ…
— Господи, как я счастлива, Дон! Два месяца путешествий, два месяца развлечений, два месяца мы вдвоем, ты и я, на папиной яхте! Какой он молодец! Скорей бы эти две недели прошли!
Они прощались не дома, а в своей любимой каштановой аллее, где уже неуловимо пахло весной — свежестью, набухавшими почками, теплой сыростью…
Они снова сидели в открытом кремовом «бьюике», она положила Дону на плечо голову. Мечтала о предстоящем путешествии.
Тер улетала завтра на побережье, через день яхта поднимала якорь. Яхта господина Лонга «Тереза» не боялась океанских переходов. Это было могучее судно. Там имелся зимний сад, два закрытых бассейна, кинозал, самолет. Пятьдесят человек обслуживали ее.
Через две недели к Тер присоединится Дон — курс лечения почти окончен.
Как хорошо все складывается!.. Как хорошо все впереди!
Они провели вместе весь этот день, прощались, хоть и ненадолго.
Наконец простились. Как всегда, Тер поцеловала его в щеку, а он махал ей с порога.
Кремовый «бьюик» скрылся в ночи…
— Ну что, сынок? — Отец сидел за столом в ожидании. Мать стояла рядом, они улыбались. — Простился? Ничего, скоро увидитесь.
— Я уже соскучился по ней, отец. — Дон смущенно улыбнулся.
Он умылся, переоделся в домашнюю куртку и уселся за стол.
В то же мгновение резко зазвонил телефон.
Одиннадцать часов вечера! Кто бы это мог быть? С удивлением они переглянулись.
Дон быстро встал, взял трубку.
— Алло!
— Кто у аппарата? — спросил грубый, низкий голос.
— С кем я говорю? — ответил Дон, растерявшись.
— Восемьдесят второй полицейский комиссариат. Патрульная машина. Это от вас отъехала открытая машина марки «бьюик» кремового цвета, номер… За рулем девушка, цвет волос светлый…
— Да, да, — холодея, перебил Дон, — что случилось?
— Авария, — как бы нехотя сказал голос. — Вы бы могли подойти? Это рядом: угол вашей улицы и… Надо опознать…
— Опознать?.. — У Дона подкосились ноги. — Иду! Невероятным усилием он справился с собой. Лицо его было белее полотна, губы дрожали.
Родители с ужасом смотрели на него.
— Я сейчас… авария… с Тер несчастье… — И он бросился на улицу.
Но они и так все поняли.
Дон мчался как безумный, не различая дороги, он задыхался, домашняя куртка развевалась за ним, словно крылья.
До угла было метров шестьсот.
Дон пробежал их за несколько секунд. Выскочив за угол, остановился, растерянно оглядываясь кругом. В то же мгновение большая черная машина, затаившаяся в неосвещенном промежутке улицы, сорвалась с места и стремительно помчалась на него…
Он даже не вскрикнул. Так и остался лежать, разбросав руки и ноги, словно по-прежнему оглядывался, ища свою Тер.
Машина остановилась. Из нее выскочил толстый человек в клетчатом костюме. Торопливо подбежав к распростертому телу, он выхватил из кармана шприц и точным, ловким движением сделал им в руку убитого три укола.
Так же бегом вернулся к машине.
Через минуту, не зажигая огней, они исчезла в ночи…
…Телеграмму «Немедленно возвращайся» Тер получила уже на борту яхты — прошли сутки, пока господину Лонгу, родителям Дона, в университете стало известно о его смерти. Полиция не сразу установила личность погибшего.
Господин Лонг встретил Тер на аэродроме и первым сообщил ей трагическую новость. Его обычно загорелое лицо побледнело, под черными очками глаза были красны — он глубоко переживал несчастье дочери. А она не удивилась — она сердцем уже почувствовала, получив телеграмму…
Она даже не плакала. Отец о тревогой смотрел на нее. Она была как во сне. Кто-то говорил, кто-то ходил. Это все миновало ее. Все последующие дни незаметно, кроме отца, рядом с ней находились врачи.
Состоялись похороны, было прощание, она не сознавала происходящего…
Реакция пришла позже. Это позже пришли бессонные ночи, жгучая боль от неисправимости происшедшего, от чудовищной, неприемлемой разумом безнадежности — уже никогда, никогда не увидит его!
Пришли кошмарные часы с его отцом и матерью, сделавшимися маленькими, черными, будто по ним, а не по Дону промчалась машина. И еще было горе, о котором она никому не могла сказать и которое не прощала ему. Оказалось, что Дон в тот вечер вколол себе три большие порции героина, потому и попал под машину. Как он мог! Уже все было хорошо! Они же вместе мечтали, строили планы… Стоило ей уехать, как он снова взялся за старое. Предал ее! Обманул! Развеял по ветру все ее усилия, нечеловеческие старания, ее жертвы… Все!
Это было невыносимо тяжело.
И еще одно. Но то пришло позднее. Когда она окончательно собралась уезжать и зашла по каким-то делам в университет, она случайно встретилась с Артуром. Он тоже покидал город. Он отправлялся в столицу с большим, многотысячным походом борцов против войны.
— К занятиям вернусь, — с горькой усмешкой сказал он, — к этим или на будущий год. Я еще не знаю, на сколько нас упрячут за решетку. — Он был снова в очках — линзы все же утомляли, глаза его смотрели сквозь стекла добродушно и немного удивленно.