Заколдованный круг
Шрифт:
Он ждал их в кабинете, напоминавшем смесь приемной залы Лувра времен Людовика XIV и штурманской кабины космического корабля трехтысячного года.
Высокий, худой, с козлиной бородкой, доктор Гунст весело смотрел на вошедших сквозь необыкновенно толстые стекла очков. И потирал руки.
— Лонг, дорогой, привет!
Он указал Дону на кресло (напоминавшее трон Людовика XIV, при виде которого рука пациента тут же благоговейно тянулась за чековой книжкой) и скомандовал:
— Садитесь, расслабьтесь, ни о тем не думайте. Будем беседовать.
— Я подожду в приемной, — поспешно
Доктор Гунст работал добросовестно.
Беседа, осмотр, какие-то пробы и анализы, для которых в кабинет вызывались ассистенты и помощники, длились около полутора часов.
Потом был приглашен господин Лонг.
Гунст стоял, широко улыбаясь, глаза за толстыми стеклами успокоительно лучились.
— Вот и все. — Он похлопал ошалевшего от всех процедур Дона по плечу. — Ничего страшного. Все исправимо. Сегодня составлю график лечения, и через месяц молодой человек снова будет лучшим нападающим «Рысей». Кстати, как вы думаете, молодой человек, в этом сезоне «Львы» побьют «Комаров»? А?
Дон что-то невнятно промычал в ответ.
— Я так и думал, — радостно закивал доктор Гунст. — Они куда сильней. Да, ну вот. Можете идти, А тебя, Лонг, прошу на минутку задержаться. Есть разговор на совсем иную тему.
Дон попрощался и вышел. Господин Лонг остался за массивными двойными дверями.
Лицо Гунста переменилось. Не садясь, он заговорил:
— Дело плохо, Лонг, зашло далеко. Или надо надолго изолировать, лишить приема, и, как он это перенесет, сказать трудно, может кончиться катастрофой. Или гипноз, но у парня сейчас такая психика, что прямо скажем…
— И что ты предлагаешь? — буркнул господин Лонг.
— Я ж сказал тебе: попробуем гипноз, получится — хорошо, не получится…
— Что тогда?
— «Что тогда, что тогда»!.. — с раздражением пожал плечами Гунст.
Тер ждала внизу, в машине. Она с надеждой посмотрела на отца.
— Все в порядке, Тер. — Господин Лонг ободряюще улыбнулся. — Вызволим твоего Дона.
Он говорил так, словно Дон не сидел тут же рядом на заднем сиденье.
Наступили розовые дни.
Дон оживился, порой становился прежним — веселым п серьезным. Он снова брался за книги. Однажды украдкой один зашел в спортзал и побросал (без особенного успеха) мяч по кольцу.
Ему удавалось теперь меньше потреблять «зелья». Его лечил один из лучших психиатров. Дон регулярно ездил к нему в сопровождении Тер на сеансы.
Она ходила с постоянной улыбкой на губах. Она ничего не замечала вокруг, кроме перемен с Доном. Не замечала холодного, внимательного взгляда, который бросал порой отец на ее друга.
Господин Лонг был озабочен. Дон, кажется, выздоравливает (видит бог, сколько это стоило сил, а главное, денег). Подступала вторая задача: надо каким-то образом отдалить от него Тер. Но каким? Зима кончалась. Скоро весна, а там летние каникулы. Лучше всего было бы отправить Тер за границу. Конечно, вместе с Доном. Сначала ее. А потом какая-нибудь, но веская причина помешает ему поехать — рецидив, дополнительный экзамен, возможность устроиться на выгодную работу, не бросая университета… Мало ли что…
А потом? А потом будет видно.
Но, разумеется, сейчас рано еще говорить об этом.
В семье Дона царила радость. Мать суетилась больше, чем обычно, у плиты. Отец, мурлыча под нос песенку, что-то мастерил в сарае. Ах эта Тер, золотая девочка! И ее отец, господин Лонг, благослови его господь, этого доброго человека.
Без его связей, без его денег (такое лечение стоило тысячи) разве что-нибудь получилось бы?..
До полного выздоровления Дона было еще далеко. Но все же он не ходил больше в прокуренные подвальчики, в притоны курильщиков-бездельников, не выходил вместе с Сусом с кастетом в кармане на «большую дорогу».
Однажды, когда они сидели у Тер, задумчиво глядя в огонь камина, она сказала:
— Ты знаешь, Дон, только я пока говорю тебе это по секрету, папа хочет отправить нас на своей яхте за границу. Он намекал мне. Какой он все-таки у меня…
— Да, — Дон мечтательно зажмурил глаза, — редкий человек! Я не знаю, что у меня еще будет в жизни, но до последнего часа буду ему благодарен. А поехать с тобой куда-нибудь далеко-далеко — какое было бы счастье…
— Представляешь, Дон, дальние страны, океан, тропические пальмы и снежные горы… Города, города, города… И мы вместе.
Она положила ему голову на плечо, закрыла глаза. «Вот оно, счастье, — думал Дон, — вот они, волшебные видения, видения наяву, а не в наркотическом дурмане. Неужели все это будет?»
И опять тревога. Пара ли ему Тер? Как сохранить ее? Каждый раз, когда настроение его портилось, когда беспокойство охватывало душу, его тянуло к заветным сигаретам или пакетикам белого порошка. Он еще не мог без них обойтись, но их требовалось меньше, а колоться он совсем перестал, забросив однажды шприц в мусорный ящик.
«И почему так: у одних все, у других ничего? — размышлял Дон с тоской. — Была бы Тер простой девчонкой, хоть работницей на фабрике, и не было бы неразрешимых проблем. А вот из-за того, что она дочь миллионера, — стена. Не обойдешь, не перелезешь… Как удержать Тер? Как обрести, наконец, ясность на будущее?» Только один человек мог успокоить его — это господин Лонг. Скажи он одно лишь слово, и счастливее Дона не было бы на земле.
И в тот вечер, когда они сидели в полутемной комнате Тер у камина, ему пришла в голову мысль: почему бы прямо не поговорить с господином Лонгом? По секрету от Тер, разумеется. Что бы он ни сказал, будет ясность. Или вдруг у него вопросы — тогда Дон ответит на них. Объяснит. Пусть он знает, что Дон жизнь отдаст за Тер, что он сделает ее счастливой, что он…
Но тут поток его фантазии останавливался. Что он?.. Так иди иначе, эта мысль крепко засела в голове Дона. Он не сразу собрался с духом. А если господин Лонг рассердится, выгонит его, или, еще хуже, посмеется над ним, или скажет Тер…
Все же он решился. Выкурил две сигареты. Долго бродил по улицам. Когда же подошел к дому Лонгов, с ужасом понял, что уже поздно — без малого полночь. Не мог же он заявиться в такое время, да и Тер уже дома (он нарочно выбрал день, когда она была в университете на диспуте, но уже давно, наверное, вернулась).