Заколдованный замок (сборник)
Шрифт:
— Это ваш метод? — спросил я. — Одно из ваших достижений?
— Отчасти это так, — ответил он. — Но и этим я весьма горжусь.
Я беседовал с господином Майяром около двух часов, а тем временем он показывал мне местные сады и оранжереи.
— Я не стану сейчас знакомить вас с нашими пациентами, — заметил он как бы между прочим. — Для человека непривычного это слишком шокирующее зрелище, а я не хочу испортить вам аппетит. Сперва как следует отужинаем. Могу предложить вам телятину а-ля Сен-Мену с цветной капустой под белым соусом и пару стаканчиков «Кло де Вужо», чтобы как следует стабилизировать ваши нервы.
В шесть часов был накрыт стол. Мы с директором
Я обратил внимание, что примерно две трети присутствующих составляли дамы. Большинство из них были в возрасте лет семидесяти — сплошь обвешанные драгоценностями и в открытых платьях, безобразно обнажавших увядшие груди и руки. Лишь немногие из этих платьев были хорошо сшиты или хотя бы были к лицу их владелицам. Оглядевшись, я заметил ту самую молодую женщину, которую месье Майяр представил мне в своем кабинете — и буквально остолбенел, увидев на ней юбку с фижмами, туфли на высоком каблуке и неряшливую шляпку с брюссельскими кружевами, которая была ей до того велика, что выглядела смехотворно и нелепо. А ведь при нашей первой встрече она была привлекательна, одета со вкусом и в глубоком трауре.
Коротко говоря, наряды людей за столом меня удивили, но, вспомнив о «свободной системе», я решил, что господин Майяр решил скрыть от меня правду о том, кем были эти люди. Очевидно, он опасался, что ужин с сумасшедшими вызовет у меня неприятные чувства. Но тут я вспомнил рассказы моих парижских друзей о южанах, что те — люди странные, эксцентричные, упорно держащиеся старых традиций, и все мои опасения рассеялись.
Сама столовая была просторная и уютная, но изящества ей явно не хватало. На полу не было ковра, хотя во Франции в старых замках нередко обходятся без ковров, на окнах отсутствовали шторы, и все они были заперты железными ставнями с тяжелыми засовами. Окна выходили на три стороны, так как столовая располагалась в крыле здания, а с четвертой стороны находилась дверь во внутренние помещения. Всего я насчитал не меньше десяти окон.
Стол был великолепно сервирован и уставлен всевозможными деликатесами. Обилие блюд оказалось прямо-таки варварским — одного мяса хватило бы на целый пир. Никогда в жизни я не видел такого щедрого и расточительного ужина. Но всему этому явно недоставало вкуса, к тому же я, привыкший к ровному и мягкому освещению, жестоко страдал от ослепительного сияния сотен свечей в серебряных канделябрах, расставленных на столе и по всей комнате. Прислуживали нам несколько расторопных лакеев, а за большим столом в дальнем конце столовой сидел оркестр — семь или восемь человек со скрипками, дудками, тромбонами и барабаном. Эти парни меня чрезвычайно раздражали, время от времени издавая всевозможные звуки, выдаваемые ими за музыку, которая, как оказалось, была по вкусу всем, кроме меня.
Я не мог отделаться от ощущения странности всего, что происходило вокруг. Но ведь, в конце концов, в мире столько разных людей со своими мыслями, причудами, привычками и традициями! К тому же мне довелось попутешествовать и многое повидать, так что я придерживался принципа «nil admirari», что в переводе с латыни означает «ничему не удивляйся». Поэтому, сохраняя невозмутимый вид, я уселся по правую руку от хозяина и, будучи весьма голодным, по достоинству оценил местную кухню.
Беседа за столом была простой и оживленной. Как водится, дамы болтали без умолку. Постепенно я обнаружил, что почти все присутствующие
— Я помню одного типа, — заметил толстый джентльмен-коротышка, сидевший справа от меня, — который вообразил себя чайником. Кстати, это не исключительный случай, по каким-то причинам эта идея нередко посещает сумасшедших. Не думаю, что во Франции есть хоть одна лечебница без такого вот человека-чайника. Наш господин был английским серебряным чайником, каждое утро он надраивал себя и полировал оленьей замшей.
— А еще, — вмешался рослый мужчина напротив, — не так давно у нас был пациент, вбивший себе в голову, что он осел. Хотя в этом он был почти прав. Тяжелый был случай, мы едва-едва смогли приучить его к порядку. Он долго не желал ничего есть, кроме чертополоха. Но мы избавили его от этого пристрастия, категорически потребовав, чтобы он не ел ничего другого. Между прочим, он постоянно лягался — примерно таким вот образом…
— Месье де Кок, буду очень признательна, если вы будете вести себя немного сдержаннее! — резко перебила его пожилая дама, сидевшая рядом. — Пожалуйста, не сучите ногами, вы испортите мое парчовое платье. Неужели так необходимо иллюстрировать свой рассказ таким наглядным образом? Думаю, наш новый друг понял бы все и без этого. Честное слово, вы не меньший осел, чем тот, каким вообразил себя ваш бедняга!
— О, тысяча извинений, мадемуазель, — ответил господин де Кок, — тысяча извинений! Я вовсе не хотел вас обидеть, госпожа Лаплас, и сейчас сочту за честь выпить за ваше здоровье!
Господин де Кок низко поклонился, церемонно поцеловал даме руку и поднял свой бокал.
— Позвольте мне, дорогой друг, — обратился ко мне месье Майяр, — угостить вас этой чудесной телятиной а-ля Сен-Мену. Уверяю, она просто превосходна!
В ту же минуту три крепких лакея водрузили на стол огромное блюдо с возлежавшим на нем чудовищем. Только приглядевшись, я понял, что это теленок, запеченный целиком. Он стоял на коленях с яблоком во рту — примерно таким образом в Англии подают зайца.
— Благодарю вас, месье, но я, пожалуй, откажусь. Я, знаете ли, не большой поклонник телятины а-ля Сен… или как там она называется. Лучше я отведаю немного крольчатины.
На столе было еще несколько блюд с обыкновенной, как мне показалось, тушеной крольчатиной — отменная еда, на мой взгляд.
— Пьер, — крикнул хозяин, — поменяй тарелку господину и положи ему ножку кролика au chat [77] !
— Чью ножку? — спросил я.
— Ножку кролика au-chat.
77
По-кошачьи (фр.).
— М-да… Благодарю вас, не стоит. Пожалуй, я лучше возьму ветчины.
«У этих провинциалов никогда толком не поймешь, чем тебя кормят, — подумал я про себя. — Спасибо, конечно, но не надо мне ни кроликов по-кошачьи, ни кошек по-кроличьи».
— А еще, — проговорил мертвенно-бледный человек, сидевший на дальнем краю стола, подхватывая нить разговора, — среди наших «кадров» был однажды пациент, считавший себя кордовским сыром. Он вечно прогуливался с ножом и настойчиво предлагал друзьям отведать ломтик его ноги.