Заколдуй меня (сборник)
Шрифт:
— А что же мне, по-твоему, остаться и давать полезные советы?
Карен развела руками:
— Мне очень жаль, Сэм. Я некстати. Но откуда мне было знать?..
— По поводу развода обратись к Джорджу Роксборо. Думаю, обойдется без осложнений — ведь развод по взаимному согласию.
— И денег понадобится немного, — добавила она. — Мы не будем подавать в суд на раздел имущества.
Он кивнул:
— Вот и хорошо. — Потом спросил: — Ну и как ты?.. Как тебе живется?
— Как живется?
— Да.
— Дом у нас замечательный, хоть и осыпается по кусочкам. Он ведь очень старый. Но крыша надежная, летом жарко, а зимой
Паскью долго к как-то неестественно громко смеялся. Потом произнес:
— Ну что же! Я спросил тебя, как живешь. Ты мне все рассказала.
Уходя, Карен повторила:
— Мне очень жаль...
Но прозвучало это, будто в первый раз.
Паскью выпил еще немного, потом еще, подумал о домике в Тоскане, о здоровом образе жизни. И внезапно пожалел, буквально пришел в отчаяние от того, что не спросил у Карен имена ее дочерей. Усталость подступала потрескивающими где-то в затылке электрическими разрядами. Он подумал: «Я знаю, что такое сон как средство самозащиты». И уснул.
Софи всегда появлялась в тот момент, когда он бывал в расслабленном состоянии. Паскью почувствовал, как кто-то взял у него стакан, и, открыв глаза, увидел на кухне Софи.
— Я говорила тебе, что это небезопасно. Тут недалеко есть пивнушка. Из нее я наблюдала за твоим парадным. Должна сказать тебе, Паскью, что живешь ты в гиблой зоне. Ты знаешь об этом? Совершенно гиблой. Я выпила всего три рюмки какой-то жуткой дряни, напоминающей мочу, которую там выдают за вино, и за это время успела выслушать по меньшей мере двадцать различных предложений: заняться сексом с мужчиной, с лесбиянкой, извращенными видами секса, сексом втроем, вчетвером, участвовать в оргиях, фотографироваться, сняться на видеопленку. — Она вернулась из кухни и остановилась возле него. — Я зареклась туда ходить. Тебе придется переехать.
— Она просит развода, — сказал он.
— По-хорошему?
Паскью рассмеялся. От охватившей его слабости смех получился каким-то визгливым.
— Да, конечно.
— Ладно. Я поставила кофе. Чуть позже расскажу тебе кое-что. — Она протянула ему руку и, когда он ухватился за нее, рывком поставила его на ноги, потом потащила к кровати. — Я старалась не прислушиваться ко всем этим грязным разговорам, но, говоря по правде, пара предложений меня заинтересовала...
— Ты перестал думать, Валлас, — сказал Кэри. — Если он не контролирует ситуацию, значит, и ты тоже. Хотя внешне это выглядит иначе, но...
— Я разговаривал с ним. Мы виделись около часа назад.
— У него в доме?
— Да. Нам передали новые инструкции. Время наше истекает.
— Ему не нравится, когда приходят
— Плевать мне на то, что ему нравится! — Они сидели в ресторане отеля «Виндбраш». Эллвуд заказал котлеты из баранины, с фасолью и грибами и ел руками. — Плевать мне на то, что ему нравится, и на него самого.
— Я сыт всем этим по горло, Валлас! Даже более того.
Эллвуд зажал котлету между большим и указательным пальцами и откусил сразу половину. Прожевал, улыбнулся и вытер стекавший по подбородку сок тыльной стороной ладони.
— Послушай, Том. — Он снова откусил. — Я думаю, это не займет много времени. Просто побудь здесь. Ему надо с кем-то разговаривать.
— Ты не понял меня, Валлас. Дело не в этом. Не в том, что я струсил, устал или просто мне все это надоело. Говорю тебе, с меня достаточно. Я не хочу в этом участвовать. Я больше не твой должник. Вообще ничей должник, разве что свой собственный. Вы играете на верности, амбициях, вере, а все это умерло много лет назад. Я чувствовал себя ответственным. Чувствовал некое родство с ним, и — Бог знает почему — с тобой тоже. Поэтому и приехал сюда. Но происходящее здесь не имеет никакого отношения ни к преданности, ни к вере.
— Хватит валять дурака! — Эллвуд зажал стручок фасоли губами и стал всасывать его в себя, как спагетти. Потом вытер салфеткой рот и руки, перед тем как отпить красное вино из бокала. — Знаешь, это просто замечательно! Котлета такая округлая, сочная.
— Не надо насмехаться надо мной, Валлас.
Эллвуд улыбнулся. Улыбка перешла в хихиканье, хихиканье — в короткий смешок. Эллвуд заговорил, едва шевеля губами, прерывистым шепотом, напоминающим повизгивание ручной пилы:
— Для меня наш разговор становится просто невыносим, отец Том, благочестивый отец Том. Я просто не могу все это слушать. Есть вещи, которые я обязан делать, о которых обязан позаботиться, благочестивый отец Том. Этим сейчас заняты мои мысли. И я не могу тратить время на твою дурацкую болтовню, отец Том, Ваше Благочестие.
Кэри почувствовал в нем бьющую через край энергию насилия и дикой ярости. Слова, казалось, клокотали у него в горле, выскакивая наружу капельками и маленькими струйками. Он сидел, уткнувшись в тарелку, и челюсть его вздрагивала, будто каждый изданный им звук ударял по оголенному нерву зуба.
— И ты понимаешь — я вижу, что ты это хорошо понимаешь, — я не могу тебя слушать, благочестивый отец Том; не могу тебя слушать, не могу ни единой минуты; и поэтому ты будешь делать так, как тебе говорят; делать то, что я хочу, потому что у нас нет на это времени; нет времени, нет времени на ту чушь, которую ты несешь, ты — засранец, Ваше Вонючее Благочестие! У нас есть время только на то, что мне нужно; на то, что говорю я; только на то, что я хочу сказать. Отец Том — мать твою! — Вонючее Преподобие, ты ведь понимаешь — только на это, и ни на что больше, Благочестивый отец; только на меня, только на мои дела, у тебя есть время только на это. — Эллвуд продолжал сидеть опустив голову, взгляд его оставался неподвижен — так смотрят на воду, льющуюся через плотину.
Кэри начал было:
— Как бы ты ни... — Но не успел договорить.
Эллвуд схватил стакан с вином, рывком поднес ко рту, сунул между зубов. Потом надавил рукой сверху, одновременно вскинув голову, и отломил зубами кусочек стекла. Затем повернул стакан и откусил снова, обломав стенку бокала почти до самой ножки. Он перегнулся через стол к Кэри и, тряся головой от ярости, выплюнул на него осколки с вином, с кровью. Люди за соседними столиками стали беспокойно оборачиваться. К Эллвуду и Кэри поспешил официант.