Заколдуй меня
Шрифт:
— Кто такой? — Мужчина поперхнулся от возмущения. — Твой любовник, вот кто.
Женщина взяла трубку и попросила:
— Подождите, пожалуйста.
Паскью догадался, что она прижала ладонь к трубке.
— Ложись в постель, хорошо? Что ты вообще здесь делаешь? — Голос ее звучал совсем тихо.
— Перехватываю звонки от твоих любовников. — Теперь, когда мужчина кипел от гнева, голос его казался намного моложе.
Паскью представил, как женщина дождалась, пока мужчина уйдет, прежде чем снова заговорить в трубку.
— Да?
— Сью? Это ты? — спросил он. —
В голосе ее зазвучал металл, когда она сказала:
— Ведь я просила звонить вечером. Тебе разве не передали?
— Я забыл, прости. — Начало разговора показалось ему настолько диким для людей, не видевшихся двадцать лет, что он вновь произнес ее имя: — Сью... — Как будто все еще сомневаясь, она ли это.
— Какой у тебя адрес, Сэм? Где ты находишься?
Он рассказал ей, как к нему добраться...
— Сью...
— Я буду у тебя через час, — перебила она. И повесила трубку.
Глава 29
Домик Зено стоял в лесу, в полумиле от Лонгрока, с видом на море. Проехав по грунтовой дороге до поворотного круга, а затем пройдя пешком ярдов пятьдесят вверх по холму и миновав ворота, вы попадаете в садик с домом, сложенным из красных кирпичей. Главное его преимущество заключалось в местоположении — по соседству никто не жил. Поэтому выбор и пал на него. Никто не задает лишних вопросов, никто не набивается в друзья. Пока вы идете к морю, шум ветра, посвистывающего в кронах деревьев, сменяется плеском волн, разбивающихся о камни.
Видя, что Зено нервничает, Карла стала рассказывать ему историю. Начало было грустным, но заканчивалось все хорошо. Это была история ее собственной жизни. Они с Зено сидели у дома и смотрели на океан.
— Когда-то, очень давно... — произнесла Карла и смолкла. В руках у нее оказался лист — она аккуратно обрывала с него зелень, оставляя лишь тонкие прожилки. — Только так можно начать эту историю, потому что точного времени я все равно не назову. У меня перед глазами лишь отдельные снимки. Каждый снимок несет в себе какое-то настроение. Большинство из них навевает грусть, некоторые вызывают страх, и есть один-два, дающие ощущения счастья. Все мое прошлое в этих нескольких фотографиях, вызывающих определенные ассоциации.
В памяти Зено сохранился другой момент — Лори, спрыгивающая с дерева. Руки и ноги распростерты, как у шкуры освежеванного зверя, лицо искажено гримасой.
Карла продолжала:
— Хорошо помню, как мы вместе с отцом стоим на холме. На мне красное платье. Наверное, мне тогда было лет пять, а может, меньше. Это единственное воспоминание, связанное с отцом.
Лори спрыгивает с дерева...
* * *
Паскью, хоть и узнал Сюзан Харт, но лицо ее затем показалось ему совершенно чужим. Словно прежнюю Сюзан подменили прямо у него на глазах. Черты заострились, выражение стало жестче. На Сюзан был строгий деловой костюм. Прическа была строгая, волосы коротко острижены. Тело — тонкое, как использованный тюбик зубной пасты. Видимо, она изнуряла себя овощной диетой и тренировками. Косметика давала потрясающий эффект, но все-таки не в силах была скрыть две бороздки, тянувшиеся от уголков рта к подбородку, и сеть морщинок на лбу.
— Ты великолепно выглядишь, — сказал он ей.
— Если уж на то пошло, выгляжу я отвратительно, — возразила она. — Так же, как и ты.
— Прости меня за тот звонок. Меня предупредили, но я не придал этому особого значения.
Паскью все еще бил озноб — похмелье бушевало в нем, словно ураган в горах. Паскью сварил кофе для Сюзан, но сам не стал пить: не хотел рисковать.
— Я получила письмо, — заговорила она.
— О Лори?
Она не выглядела удивленной.
— Да.
— Я тоже.
— Так я и думала.
— Неужели? — Паскью почувствовал легкий приступ тошноты, как будто кто-то открыл невидимый кран у него в животе. — Почему?
— Единственный человек из нашей компании, с кем я поддерживала отношения после того, что случилось с Лори, была Марианна Новак. Правда, недолго. С ней мы тоже не виделись много лет. Но я знала адрес ее отца и позвонила туда. Он рассказал, что вы с Софи приезжали к нему, и от него же я узнала, что Марианна исчезла. Я подумала, что вряд ли вы туда ездили, чтобы воскресить старую дружбу. Как поживает Софи?
Паскью пожал плечами:
— Прекрасно.
— Я не могла ее найти. Предполагаю, что она вышла замуж и изменила фамилию. А вот тебя разыскать оказалось достаточно просто. Твое имя в последнее время встречалось во всех газетах.
Паскью с недоумением посмотрел на нее, стараясь найти этому объяснение.
— Ты ведь защищаешь Энтони Стюарта?
— Теперь уже нет, — уточнил он. — Это было раньше.
— Надо же, сидим тут — великие революционеры! Ты — адвокат, а я... — Она не договорила, разведя руками, словно предлагая Паскью самому догадаться.
Он покачал головой, хотя ему пришло в голову то же самое, что и Роксборо. Она или брокер, или банкир, занимающийся инвестициями.
— Я — содержанка, — разъяснила Сюзан. — Вышла замуж за деньги, получила то, что хотела, — преданного богатого мужа.
— Повезло тебе, — сказал Паскью, а сам подумал: «Та же история, что и с Софи. Та же работа, та же сделка за наличные». У Чарли в мансарде они ночи напролет рассуждали о том, какой вред приносят деньги, сколько страха и насилия порождают, как уродуют человека, а на самом-то деле разговор шел не о страхе, не о тлетворном влиянии, не о насилии, а о самих деньгах.
Паскью переменил решение относительно кофе. Будь что будет, но нужно вывести организм из того состояния, в котором он сейчас пребывает.
Сюзан рассмеялась:
— Повезло, говоришь? Раньше это еще можно было расценить как везение, но только не сейчас.
Паскью не стал уточнять, что она имеет в виду.
— Так что за письмо ты получил? — поинтересовалась она.
Паскью рассказал о случившемся. Выложил все — про труп Ника Говарда, найденный в расселине, про ужин и танец со смертью, про фокусы. И увидел в ее глазах понимание и боль прежде, чем закончил рассказ. Но тем не менее договорил до конца.