Заколоченное окно
Шрифт:
Мы не собираемся подробно рассказывать о ходе и отдельных эпизодах этого страшного поединка - поединка без переменного успеха, каждый новый этап которого лишь усугублял отчаянное положение атакующих, Почти в то же мгновение, как пушка Коултера метнула, словно вызов, белое облако в сторону неприятельской батареи, двенадцать ответных дымков взвилось из-за деревьев, окружавших дом плантатора, и двенадцать залпов грянуло в ответ многократным эхо. Начиная с этой минуты канониры федеральной армии вели свой безнадежный бой среди ожившего металла, чей полет был быстрее молнии и чье прикосновение несло смерть.
Не желая быть свидетелем усилий, поддержать
– Если наши молодцы натворили таких дел с одной пушкой, то как же им самим должно быть дьявольски жарко от двенадцати!
– воскликнул полковник, обращаясь к одному из оказавшихся поблизости адъютантов.
– Отправляйтесь туда и передайте командиру орудия мои поздравления. Он точно ведет огонь.
Повернувшись к своему начальнику штаба, он сказал:
– А вы заметили, черт возьми, с какой неохотой Коултер подчинился приказу?
– Да, сэр, заметил.
– Пожалуйста, не говорите об этом никому. Не думаю, чтобы генерал вздумал его обвинять. У него самого будет, вероятно, немало хлопот, когда придется объяснять, чего ради он устроил это оригинальное развлечение для авангарда отступающего противника.
Молодой офицер, запыхавшись, взбирался к ним вверх по склону. Едва успев взять под козырек и с трудом переводя дыхание, он проговорил:
– Полковник, по приказанию полковника Хармона я прибыл сообщить, что пушки противника находятся от нас на расстоянии ружейного выстрела. Многие из них прекрасно видны с различных пунктов горного склона.
Командир бригады взглянул на посланца, не проявив ни малейшего интереса к его словам.
– Я знаю, - спокойно ответил он.
Молодой адъютант был явно озадачен.
– Полковник хотел бы получить разрешение утихомирить эти пушки, - пробормотал он.
– И я бы этого хотел, - все так же спокойно ответил полковник.
– Передайте мой привет полковнику Хармону и скажите, что приказ генерала не стрелять все еще остается в силе.
Адъютант отдал честь и удалился. Полковник вдавил каблуки в землю, круто повернулся и снова стал смотреть на вражеские орудия.
– Полковник, - сказал начальник штаба, - не знаю, следует ли мне говорить об этом, но, по-моему, за всей этой историей с Коултером что-то кроется. Не приходилось ли вам слышать о том, что капитан Коултер уроженец Юга?
– Нет. А он действительно родом с Юга?
– Я слыхал, что прошлым летом дивизия, которой тогда командовал генерал, находилась поблизости от дома Коултер а... Они несколько недель стояли лагерем в этих местах, и...
– Слушайте!
– прервал его полковник, предостерегающе подняв руку.
– Вы слышите?
Пушка северян молчала. Офицеры штаба, ординарцы, ряды пехоты за горной цепью - все напряженно прислушивались и
смотрели на кратер вулкана, над которым больше не клубился дым и лишь взлетали легкие облачка от рвущихся вражеских снарядов. Затем послышался звук горна, отдаленный стук колес, и спустя минуту канонада возобновилась с удвоенной силой. Разбитое орудие было заменено новым.
– Так вот, - сказал начальник штаба, продолжая прерванный рассказ, - генерал познакомился с семейством Коултера. И там вышла какая-то неприятность. Не знаю точно, в чем дело, -кажется, из-за жены Коултера. Она - ярая сецессионистка
, как, впрочем, и вся их семья, за исключением Коултера. Но она прекрасная жена и настоящая леди. В штаб главного командования поступила жалоба, и генерал был переведен в нашу дивизию. Странно, что к этой же дивизии приписали потом и батарею Коултера.
Полковник поднялся с обломка скалы, на котором они сидели. Глаза его пылали благородным негодованием.
– Послушайте, Моррисон, — сказал он, глядя прямо в лицо болтливому офицеру.
– Кто рассказал вам эту историю, джентльмен или сплетник?
– Я бы не хотел без особой надобности сообщать, кто мне ее рассказал.
– Начальник штаба слегка покраснел.
– Но я готов поклясться, что, в основном, все это сущая правда.
Полковник повернулся к стоящей в отдалении группе адъютантов.
– Лейтенант Уильямс!
– закричал он.
Один из офицеров отделился от группы, подошел к полковнику и, отдав честь, сказал:
– Простите, полковник, я думал, вас поставили в известность. Лейтенант Уильямс убит там, около орудия. Что прикажете, сэр?
Лейтенант Уильямс был тем самым адъютантом, который имел удовольствие передать командиру орудия поздравления полковника.
– Ступайте, - приказал полковник, - и немедленно
распорядитесь об отходе орудия. Постойте! Я пойду сам.
И он, рискуя сломать себе шею, ринулся вниз по крутому спуску прямо через валуны и колючий кустарник, туда, где открывался проход в ущелье с тыла. Сопровождающие в замешательстве и беспорядке последовали за ним. У подножья склона они сели на поджидавших лошадей, рысью поскакали по дороге и свернули в ущелье. Зрелище, открывшееся им, было ужасно.
В узкой теснине, где едва могла уместиться одна пушка, валялись обломки по меньшей мере четырех орудий. Все, следившие за боем издали, не заметили того момента, когда были заменены эти пушки. И лишь замена последней привлекла их внимание, так как на батарее уже не хватало свободных рук, чтобы сделать это, не прерывая стрельбы. Обломки орудий громоздились по обочинам дороги; люди с трудом расчистили проход между грудами железа и поставили там пятую пушку, которая теперь вела огонь. Люди?.. Нет, они походили скорее на дьяволов из преисподней! Все были без фуражек, все обнажены до пояса. Их покрытые испариной тела были черны от пороховых пятен и обрызганы кровью. Они, точно одержимые, забивали заряд, орудовали банником и шнуром. Всякий раз при откате орудия они, упираясь в колеса распухшими плечами и окровавленными руками, толкали его на прежнее место. Здесь никто не отдавал приказаний. Среди чудовищного грохота залпов, визга летящих осколков и обломков дерева их все равно нельзя было бы услышать. Офицеров, если они и были здесь, невозможно было отличить от солдат.