Закон абордажа
Шрифт:
Щеголь и сам не достиг в этом деле умения прежних времен, когда в такой вот скорлупе рыцарь должен был не только драться, но и танцевать, вскакивать на коня, подниматься по штурмовой лестнице на любую стену и даже плавать. Что уж говорить об отданных ему в обучение пиратах? Тех еле-еле хватало, чтобы пробежать мелкой трусцой да неуклюже махать саблей.
Но, как выяснилось, и этого было довольно. Когда пришедшие в себя люди Игерны полезли вперед, то почти сразу отхлынули, оставив дюжину корчащихся окровавленных тел на палубе — клинки пиратов скользили по стали зерцал, попасть в щель бацинета или
— Хватит, ребята! — вдруг выкрикнул Мигель — последний из оставшихся офицеров.
И бросил рапиру на палубу. Здоровенный хойделлец, уже примерявшийся, как ловчее пырнуть штурмана глефой, ухмыльнулся и, ловко крутанув древко, врезал ему «пяткой» под дых.
Через пять минут побежденные лежали на палубе, а ребята сновали по «Акуле», выискивая спрятавшихся, пока довольно гудящие товарищи «распаковывали» мокрых, как мыши, «рыцарей».
— Так, — утер пот с лица старпом, — теперь можно посмотреть, что поделывает наш Рагир…
Проклятье! А это еще кто на их головы?!
Йунус буквально онемел, глядя на эгерийский корабль, выползший, как сам Змей-Шагор, из-за мыса. Тот довольно целеустремленно пер прямо к месту боя.
Но что, Хамиран возьми, это означает? Неужели их предали?
Кто же мог предать?!! Или та гнусная хойделльская обезьяна просто решила сорвать двойную плату?
Враг между тем приближался, и в подзорную трубу уже можно было различить пестрый окрас корпуса.
— Эгерийцы… — сипло пробормотал О-Данн, словно это не было понятно и так…
«Эгериец» размерами заметно превосходил даже «Разящий гром» и нес не менее сорока пушек.
Вот уже стало возможно разглядеть название — «Леопард».
— У, морской бог!!! Это же Ронкадор! Из-под него не выскочишь! — бросил кто-то.
Величественный гигант входил в бухту, как входит, поигрывая алебардой, дюжий стражник в кабак с дерущимися пьяницами.
Его корпус был раскрашен красными и зелеными полосами, надстройки сияли лазурью и васильковым, на фордеке сияла бронза пушечных стволов и начищенная медь, которой были обиты мачты. А ярко терракотовым были окрашены пушечные порты, которые даже не сразу можно было сосчитать.
И буквально все корсары ощутили холодок в спине — давно им не приходилось сталкиваться с силой, которая явно их превосходила.
— До них мили три, скоро можно будет открывать огонь, — доложил подбежавший флаг-лейтенант.
Дон Орио был внешне спокоен, но то, как нервно поигрывал он своим капитанским свистком (золотой дельфин-дракон, обвившийся вокруг якоря), выказывало его истинное состояние.
Он молча посмотрел на старшего офицера, капитана второго ранга Аррано да Нуньес. Немногословный каильянец лет под пятьдесят, в чертах лица которого явно сквозит танисское происхождение, а значит выше, чем он поднялся, ему уже не взлететь (лучшего старпома и не придумаешь). Они с Ронкадором уже давно плавают вместе, еще с «Мальдены», и понимают друг друга без лишних слов.
Под их командой один из лучших кораблей не то, что королевского флота, но, без пафоса можно сказать, даже всего подлунного мира. Пятьдесят пушек, почти полторы
Сейчас пришло время кораблю флота его благоверного величества Карлоса XIII отрабатывать вложенные в судно золотые риэли, расстрелянные за годы его службы порох и ядра, сожранные его командой солонину и муку и выпитые вино и ром.
Орио ухмыльнулся, поправив усы, и дунул в капитанский свисток, вторя которому заверещали свистки офицеров, дудки боцманов и капралов.
— К бою го-о-товсь!!
Прошедший час галеон только и делал, что к нему готовился.
Нижние реи были подвязаны цепями, то тут, то там были расставлены лохани с водой, в которой мокли одеяла — тушить пожары.
Матросы, разгоряченные ожиданием схватки, суетились, карабкались и перекликались по всему судну, натягивая дополнительные штуртросы на корме, подтягивая снасти.
Всюду маячили вооруженные до зубов люди, на вантах и реях уже устроились стрелки с парой-тройкой заряженных аркебуз, а по звукам команд, доносившимся с орудийной палубы, даже профан бы догадался, что и нижний дек не бездельничает.
Койки, мешки с рисом и горохом, разнообразная ветошь — все это закладывалось в сетки, окружавшие орудия, для защиты если не от самого снаряда, то, по крайней мере, от щепок и обломков, которые будут разлетаться в разные стороны во время обстрела. Лучшие стрелки разобрали аркебузы, и за каждым из них встали подручный-оруженосец и заряжающий с пороховницами, пыжами и запасными фитилями.
Между тем подносчики пороха и зарядов проворно, словно муравьи, тащили канонирам боеприпасы, а запаренный обер-фейерверкер истекал потом в крюйт-камере, фасуя порох по картузам в компании «обезьян».
Другие лихорадочно хлопотали, обматывая реи цепями, поднимая наверх подсумки со снаряженными патронами или проверяя крепления противоабордажных сетей.
В лазарете, под который пошла корабельная часовня, вытащенный из каюты мэтр Айдаро раскладывал инструменты на прокаленном медном противне, бросая полные страдания взгляды на стоявший под присмотром его ассистента-цирюльника бочонок с ромом.
Десять артиллеристов встали у каждой сорокафунтовки, по восемь — у шестнадцатифунтовок верхнего дека и по пять — у десятифунтовок на шканцах.
Ядра и цепные книппеля ожидали своей очереди на отправку в пушечные жерла.
А в двух пышущих жаром калильных печах сияли багровым светом ядра и тяжелые гроздья крупнокалиберной «виноградной» картечи, чьи литые чугунные пули затянуты в сетку из горного льна. Вокруг печей суетились приставленные к ним кузнец и кок, подкладывая дрова. Стоит прозвучать команде — и дюжие полуголые матросы клещами выхватят снаряды из огня, сунут в плетенные из железных прутьев корзины на ножках, прихлопнут крышкой и потащат на коромыслах к орудиям, специально для такого дела заряженным не полностью, чтобы, быстро впихнув раскаленный металл в ствол, прянуть в разные стороны — за те мгновения, пока пушкарь подносит фитиль к запальнику.