Закон души
Шрифт:
Посредине реки они встретили снегоочиститель. Он двигался, рубцуя гусеницами колеи и оставляя на обочине белый вал.
— Что поздно? — крикнула Сима трактористу.
Тот приоткрыл дверцу застекленной кабины, с досадой махнул рукой.
— Поломка была, будь она неладна! Думал, с ночевкой останусь, да вот наладил.
Быстро смеркалось. Снежная мгла редела. Сквозь нее просвечивали белесые крапины неба. Тише хлестал ветер: ржавый шпунтовый ряд, поднимавшийся надо льдами, останавливал его порывы. Слышалось, как грозно и натужно гудят
Парень далеко отбросил выкуренную папиросу. Прежде чем она воткнулась в сугроб, ветер высек из нее крупную искру и унес в снежную замять. И Сима вдруг испугалась, что они скоро расстанутся и неизвестный затеряется среди людей, как эта вот мелькнувшая искра затерялась в пурге.
— За кого бога молить? — спросила Сима небрежно, чтобы он не догадался, как сильно ей хочется узнать, кто он и откуда.
— Приехал ваше строительство из прорыва вытягивать, — в тон ей ответил парень. — По специальности экскаваторщик. Иду начальству представляться. Имя — Михаил. Фамилия хоть и неказистая, зато, по-моему, вкусная — Печенкин. Уважаете жареную печенку?
— Уважаю.
— То-то!
«Экскаваторщик! — подумала Сима. — Вот уйду из бухгалтерии, будем вместе на одной машине работать».
— Как у вас тут с жильем? — спросил Михаил.
— Койка в общежитии найдется.
— А для семейных?
Сима засмеялась:
— Жениться собираетесь?
— Зачем собираюсь. Я уже два с половиной года женат. Жена с мальчугашкой на вокзале в городе ждут. Определюсь тут — и за ними.
— Та-ак… — протянула Сима и, боясь, что Михаил догадается о ее тайных помыслах, поспешно добавила: — Для экскаваторщика, конечно, найдут комнату.
Они остановились неподалеку от конторы управления.
— Возьмите свои тысячи, касса, — сказал Михаил, — а то как бы чего не подумали, все-таки деньги. А шарф я с вас сниму: жена у меня ревнивая.
Сима улыбнулась, повесила на локтевой сгиб рюкзак.
— До свидания. Спасибо за все. Славный вы человек!!
— Что вы?! Не за что.
Она молча пожала ему руку и зашагала к управлению. Завидев ее, из ближних к конторе бараков бежали рабочие, на ходу напяливая ватники. В другое время Симу, наверное, порадовало бы то, что она оказалась такой необходимой всем этим людям, но сейчас она лишь подумала покровительственно: «Заждался, рабочий класс!»
На крыльце Сима увидела тетю Лизу и слышала, входя в коридор, как уборщица громовым шепотом убеждала какую-то женщину:
— Я же говорила, она пешком придет! Говорила! Ей любая пурга нипочем. У меня в бараке все такие отчаянные, даже жить с ними страшно!
В бухгалтерии Сима положила на стул рюкзак. Суровый Сидор Ильич по-прежнему щелкал сухо и четко на счетах. Не подымая головы, спросил:
— Одна с такими деньгами решилась?
— У меня провожатый был.
— Надежный?
— Экскаваторщик…
Сидор
— Сестра твоя надоела: триллион раз звонила и спрашивала, не пришла да не пришла? Женщина есть женщина. Выдержки ни на грош.
— Не нашли полтора рубля? — спросила Сима у Кати.
— Семнадцать копеек осталось… Не понимаю я такого крохоборства!
«Не получится из девчонки настоящего бухгалтера». Не раздеваясь, Сима налила из графина стакан воды, выпила залпом и прошла в свой закуток возле несгораемого шкафа.
Там она сняла пальто, припудрила мокрое от растаявшего снега лицо.
Сима не обижалась на то, что никто, кроме тети Лизы, не удивился ее пешему переходу: здесь, на строительстве, где подвиги не в диковинку, поступок ее выглядел простым, будничным. Она подумала: так и надо. Жизнь — трудная штука, и это хорошо. Хорошо, что у людей нелегко заслужить похвалу. Так, пожалуй, интересней жить. Михаил оказался женатым, но нюни по этому поводу она распускать не станет. Несмотря на усталость, начнет выдавать зарплату и проработает до полуночи. А Сидор Ильич будет перебрасывать костяшки счетов до тех пор, пока не собьет весь баланс копейка в копейку. Катя, наверное, скоро выйдет замуж за топографа или геолога и уедет в экспедицию. А тетя Лиза, забыв нынешние похвалы, опять по утрам будет ворчать около умывальника… Все идет как надо!
Она посидела немного в тепле, блаженно вытянув натруженные ноги. Потом разложила по полкам несгораемого шкафа деньги, развернула на столе платежные ведомости и бросила рядом с ними красный карандаш, чтобы ставить «птички» перед фамилиями получающих зарплату.
В коридоре, толкаясь и шумя, выстраивалась очередь.
Сима увидела на окошечке полустертые Сидором Ильичей слова: «При коммунизме кассиров не будет» — и перевела глаза на бурую стенку несгораемого шкафа, где красовалась надпись: «Прощай, касса».
Потом Сима открыла оконце и сказала строго:
— Только не напирайте. Все до одного получите.
1955 г.
НЕПОГОДЬ
Рассказ
— Пей давай, Василий. Чай индийский. Уфа ездил — купил, — сказал мне старик башкир Аллаяров и снял шаровидный чайник с конфорки.
— Спасибо, Минахмат Султанович. Пил бы, да уж некуда больше. — Я перевернул чашку вверх дном и поставил на блюдце.
— Как хочешь. Приневоливать не будем. — Аллаяров наклонился к самовару, открыл кран, скрученная струя кипятка ударила в фарфоровую кружку. В меди самовара, отразившись, вытянулось лицо старика, коричневое, с бело-синими глазами.
Слева от Аллаярова лежал на цветной кошме и курил, выталкивая к потолку толстые кольца дыма, зубопротезный техник Казанков.
Когда старик наполнил кружку и плеснул туда ложку сливок, Казанков повернулся на бок, подпер голову рукой и спросил: