Закон и женщина
Шрифт:
Я ответила милому старику горячим поцелуем. Теперь, когда он утратил свой твердый нравственный баланс и заразился моим энтузиазмом, я любила его больше, чем когда-либо.
Однако я все еще не была счастлива. Как я ни старалась, я не могла заглушить в себе сожаления, что мне пришлось отказаться в такое время от участия в начатом мною деле. Моим единственным утешением было думать о Юстасе и о перемене к лучшему в нашей супружеской жизни. В этом отношении, по крайней мере, я восторжествовала. Мой муж вернулся ко мне добровольно, он уступил не по необходимости, но вследствие
На другой день я уехала из Лондона с утренним поездом. Бенджамен проводил меня на станцию.
— Я напишу в Эдинбург сегодня же, — сказал он мне, пока мы ждали отхода поезда. — Мне кажется, что я знаю человека, который может быть полезен мистеру Плеймору, если мистер Плеймор решится продолжать свои исследования. Не нужно ли передать что-нибудь от вас, Валерия?
— Нет, Бенджамен, я покончила с этим делом, мне больше нечего сказать.
— Написать вам, чем кончится попытка мистера Плеймора?
Я ответила с горечью:
— Да, напишите мне, если попытка не удастся.
Мой старый друг улыбнулся. Он знал меня лучше, чем я сама.
— Хорошо, — сказал он покорно. — У меня есть адрес парижского поверенного вашего банкира. Вам придется съездить к нему за деньгами, и вы, может быть, найдете у него письмо от меня, когда всего менее будете ожидать этого. Пишите мне о здоровье вашего мужа. Прощайте, моя милая, да благословит вас Бог.
В этот день вечером я увидела Юстаса.
Он был так слаб, бедный, что не мог даже приподнять голову с подушки. Я опустилась на колени около его постели. Его усталые глаза просветлели, когда мои губы коснулись его губ.
— Я теперь постараюсь жить для тебя, — сказал он.
Миссис Макаллан была так деликатна, что оставила нас вдвоем. Когда он сказал эти слова, я не могла устоять против искушения сообщить ему о новой надежде, осветившей нашу жизнь.
— Ты должен жить теперь не для меня одной, Юстас, — прошептала я.
Он взглянул на меня с удивлением.
— Ты говоришь о моей матери?
Я положила голову ему на грудь и ответила:
— Я говорю о твоем ребенке.
Я была вполне вознаграждена за все, чем я пожертвовала. Я забыла мистера Плеймора, забыла Гленинг. С этого дня начался наш новый медовый месяц.
Тихо и спокойно потекла наша жизнь среди парижского шума, которого мы не замечали. Юстас поправлялся медленно, но неуклонно. Доктора скоро оставили его на мое попечение.
«Вы для него лучший доктор, — сказали они. — Чем счастливее он будет с вами, тем скорее он поправится». Спокойное однообразие моей новой жизни вовсе не утомляло меня. Напротив, я сама нуждалась в отдыхе, у меня не было интересов и удовольствий вне комнаты моего мужа.
Один и только один раз тихая поверхность
Я могла ответить ему искренне и без всякого затруднения, что его желания сделались для меня законом. Но мне кажется, что я поступила бы не по-женски, если бы ограничилась этим ответом. Мне пришло в голову, что я тоже вправе ожидать, чтобы он успокоил меня. И, как это всегда бывает со мной, слова немедленно последовали за побуждением выговорить их.
— А ты, Юстас, — спросила я, — освободился ты от жестоких подозрений, побудивших тебя покинуть меня?
Его ответ заставил меня покраснеть от удовольствия.
— Я не расстался бы с тобой, если бы знал тебя тогда так, как знаю теперь.
Так исчезла последняя тень недоверия между нами.
Все мои прошлые треволнения в Лондоне как будто изгладились из моей памяти. Мы были опять влюбленными, мы были опять поглощены друг другом, нам казалось, что мы обвенчаны не более двух дней. Но при всем этом я не всегда была вполне спокойна и счастлива. В опасные минуты, когда я оставалась одна, мной опять овладевало страстное желание узнать, пытался ли мистер Плеймор отыскать в мусорной куче разорванное письмо. Что мы за странные создания? Обладая всем, что только может пожелать женщина для своего счастья, я готова была скорее рискнуть этим счастьем, чем остаться в неведении насчет того, что делалось в Гленинге. Я благословила день, когда мой опустевший кошелек дал мне случай съездить к поверенному моего банкира и узнать, не получил ли он письма для передачи мне.
Я не помню, как я спросила деньги. Я думала только о письме и украдкой оглядывала столы и конторки. На виду не было писем, но из соседней комнаты вышел какой-то человек, некрасивый человек, но мне он показался красавцем, потому что в руке его было письмо, которое он подал мне.
Я взглянула на адрес и узнала почерк Бенджамена.
Раскопали они мусорную кучу? И если раскопали, то каков был результат?
Кто-то положил деньги в мой мешок и учтиво проводил меня до кареты, ожидавшей меня у подъезда. Я пришла в себя, только когда на пути домой распечатала письмо. Из первых же слов я узнала, что мусорная куча была разрыта и клочки разорванного письма отысканы.
Глава XLV
ПОИСКИ В МУСОРНОЙ КУЧЕ
У меня потемнело в глазах. Я должна была подождать и дать стихнуть своему волнению, прежде чем продолжать чтение письма.
Отдохнув немного, я взглянула опять на письмо и увидела в конце его фразу, которая и удивила, и испугала меня.
Я остановила извозчика и приказала ему ехать в Булонский лес. Мне нужно было выиграть время, чтобы прочесть письмо на свободе и решить, должна ли я сохранить его в тайне от мужа и свекрови или нет.