Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Стовер Мэтью Вудринг

– Ах...
– говорит Дункан.
– Ах, думаю, мне понятно.

– Напополам. Почти что.
– Кейн кивает костру.
– Мечом вроде вот этого. Половина ее упала на меня.

– Мне жаль...
– Шепот.
– Хэри, мне так...

– Ага. Спасибо. Глаза встречаются над огнем.
– По крайней мере, убил не по своей воле.

Дункан опускает голову. Поджимает колени к груди, кладет на них подбородок.
– Думаю, с разговорами покончено. На время.

Когда утро подбирается к навесу из бизоньих шкур, становится светлее и холоднее.

Небо серое. Снег кончается вместо с ночью, и Дункан наконец видит, где они: на краю обрыва, на утесе, открывающем панораму бесплодных пустошей. Здесь нечто ему знакомо, и загадочное чувство заставляет его встать.

Осторожно он бредет к краю, медленно, щупая путь, понимая, что снег может скрывать опасные расселины. Теперь можно разглядеть лик утеса, внизу интересные структуры, слишком правильные, чтобы быть просто осыпью. Постепенный спуск к равнине. Будь внизу люди или даже дымки из труб, это могло бы быть скальным городом, как у народа анасази...

– Ох, - произносит он.
– О, разумеется.

И это он как будто знал заранее.

– Хэри... то есть Кейн. Это же он? То место? Вертикальный город "Отступления из Бодекена"?

Голос доносится из-за левого плеча.
– Ага, то самое.

– Так вот ради чего всё.

– Нет.

– То, что ты сделал здесь...

– Не ради него всё затеяно.

Он оборачивается.
– Не тут ты совершил самое дурное дело?

Кейн прямо за ним, чуть сбоку. Глаза холодны, как небо.
– Даже не тепло.

– Ты отменил бы это, если бы мог?

– Это? Шутишь?

– Скорее интересуюсь.

– У тебя никогда не было чувства юмора.

– И всё же...

– Извини. Хотя мог бы догадаться. Ответ - нет.

Кейн трясет головой, будто просыпаясь.
– Лучше так: нет, на хрен.

– Те щенки. Дети. Подростки.

Кейн бредет назад к огню.
– Думаешь, если спрашивать без конца, получишь желаемый ответ?

Дункан уязвленно замирает.
– Недостойный тон.

– Куда достойнее, чем "заткни пасть". А я именно о том.

– Ты злишься.

– Всегда такой был. Хотя не с тобой.

– Теперь и на меня злишься?

– Просто...
– Он машет рукой, чтобы не сказать "заткни пасть" снова. Не оглядывается.
– Только не говори, будто понимаешь меня. Будто знаешь, чего мне стоило сделать то, что я сделал. Пережить всё то, что я прошел. Будто можешь хотя бы вообразить.

– Ты пережил даже меня.

– Нет.
– Кейн оборачивается и рубит воздух между ними, и край его ладони почти невозможно увидеть.
– Я же сказал. Это не был ты.

– А кажется, что я, - мягко отвечает Дункан.
– Больно, как будто это был я.

Глаза Кейна чуть теплеют. Плечи опускаются, он кивает: - Ага, думаю, нужно было заметить. Прости. Я пришел не чтобы тебя обидеть. Или разрешить давние проблемы с папашей. Настоящего отца я простил годы назад.

– Вот почему я здесь вместо него?
– Дункан медленно шагает по снегу к юрте.
– Отец моложе, чем ты сам. Выше и сильнее тебя. Я не болен. И - как ты продолжаешь твердить - не меня ты простил.

– Всё это не к делу.

– Уверен? Ты уверен,

что я молод и силен и здоров не потому, что ты неосознанно возжелал дать папаше взбучку? Выбить из него дерьмо? Мы оба знаем, я заслужил.

– Вот не знаю, что значит "заслужил". Знаю, так говорят люди. Знаю, почему. Но какое это имеет отношение к реальной жизни?

Дункан расставляет руки.
– Это реальная жизнь?

– Эге, ну, еще я не знаю, что такое "реальная".

Он кивает.
– В двадцатом столетии был побочная ветвь аналитической философии, посвятившая себя изучению структурной лингво-психологии истинности суждений...

– Тут тебе не гребаные дебаты. Или семинар. Иисусе.
– Он трясет головой.
– Уже забыл, как чертовски ты утомителен.

– И не знал никогда. Сам же твердишь? Я не тот Дункан, которого ты знал. Ты не мой Хэри. Мы не встречались до этой ночи.

– Будь кем хочешь. Лишь ответь на проклятый вопрос.

– Но разве мой ответ не зависит, причем значительно, от реальной моей сути?

– Чертов академик. Кончай бредить.

Дункан признает его правоту, кивая.
– Если я понял вопрос, выбор таков: или оставить мир - вселенную, реальность, что угодно - как она есть, во мраке и разрухе, или совершить, гмм... одну вещь... направить по пути, который мне нравится...
– Он восстанавливает контроль над голосом, впадая в профессиональную назидательность.
– Заранее зная, что любые последствия, к добру или к худу, совершенно непредсказуемы.

– Более-менее.

– Это выбор Обезьяньей лапы.

– Ты сказал так, будто я понимаю, о какой хрени ты говоришь.

– Это рассказ, написанный три столетия назад неким У.У. Джейкобсом. "Обезьянья лапа". Три желания - три шанса согнуть судьбу по своей воле - и каждое приносит лишь ужас. Изменяя судьбу, лишь делаешь ее хуже.

– Верно. Вот только судьба - дерьмо собачье, а что хуже - зависит от того, кого спросишь.

– Понимаю, почему тебе хочется верить в это.

– И это всё к нашему делу каким херовым местом?

Дункан невольно соглашается, что напутал.
– Разумеется. Только лишь... я подозреваю...

Голос затихает, он опускается на кипу мехов и шкур у костра. Он замерз. Слабость крадется по ногам и рукам, левая рука дрожит, он не может говорить - глаза открыты, и он закрывает их, чтобы спрятаться в темноте.

– Я только хочу знать, - говорит он очень, очень мягко, - что это реально. Что это верно. Если я решусь... вернуть... такое может произойти?

Закрытые глаза зудят. Слезы текут по щекам.
– Вот и всё. Всё, что хочу знать. Всё, что нужно знать. Если я решу изменить, оно... изменится?

– Возможно.

– Возможно? И ...больше ничего? После всего? Ты можешь выдать мне лишь "возможно" ?

– Дункан... Я думал, что выразился ясно. Похоже, что нет.- Голос Кейна тих и как будто полон сожаления.
– Не перемена рождает непредсказуемые последствия. Сам выбор. Одно из возможных последствий выбора в том, что... возможно... перемена случится. Вот и всё, что я могу дать. Вот и всё, что у меня есть.

– И ты говоришь, что мой выбор может уничтожить вселенную... без пользы?