Закон Моисея

Хармон Эми

Я посчитал месяцы в обратном порядке только, чтобы удостовериться. Девять месяцев до июля две тысячи седьмого года — это октябрь две тысячи шестого. 

Джорджия была матерью Илая. А я был отцом Илая. Должен был быть им.

Джорджия  

Я родила Илая двадцать седьмого июля две тысячи седьмого, за месяц до того, как мне исполнилось восемнадцать. До трех месяцев никто не знал, что я беременна. Я бы скрывала этот факт и дальше, но облегающие джинсы, которые я носила ежедневно, не застегивались, и мой плоский живот больше не был достаточно плоским, а стройные бедра достаточно стройными,

чтобы втиснуться в тесный, безжалостный деним. Но ужас моего трудного положения не ограничивался только беременностью, он был связан и с тем фактом, что Моисей был отцом, а имя Моисея стало проклятьем, произносимым с шипением везде, куда бы я ни пошла.

Мы с родителями обсуждали вариант отдать ребенка на усыновление, но я не смогла так поступить. Я не могла поступить так по отношению к Моисею. Все, что между нами было, потеряло бы значение. Моисей мог никогда не узнать о своем ребенке, и мог навечно остаться один, но с его ребенком этого бы не случилось. И даже несмотря на то, что порой я его ненавидела, представляла безликим мужчиной, не знала, где он и чем занимался в данный момент, я не могла отдать его ребенка. Я не могла этого сделать.

В тот день, когда родился Илай, речь уже не шла обо мне, или Моисее, или о том, чтобы оставаться сильной или быть нерешительной. В мгновение ока, все остальное потеряло значение, кроме Илая. Мальчика, который был зачат во время кружащего вокруг хаоса. Мальчика, который был так похож на своего отца, что когда я только взглянула на его крошечное личико, то сразу безумно полюбила, что полностью разрушило чувство сожаления о его зачатии и превратило в пыль. Беззащитный, чтобы навредить нам, как бумага против пламени моей преданности и самоотверженности, которая переполняла мое сердце и увековечила прекрасное лицо моего ребенка на скрижалях истории, отныне он не безликий, отныне о его появлении не сожалеют.

— Как ты его назовешь, Джорджия? — прошептала моя мама, слезы текли по ее лицу, когда она смотрела, как ее дочь стала матерью. Она постарела за несколько месяцев с тех пор, как я облегчила душу, все ей рассказав. Но благодаря бесценной новой жизни, превратившей больничную палату в некое сакральное место, она выглядела спокойной. Я задумалась, отражалась ли на моем лице такая же умиротворенность. Мы все будем в порядке. У нас все должно быть хорошо.

— Илай.

Моя мама улыбнулась и покачала головой.

— Джорджия Мари, — засмеялась она. — Как Илай Джексон, наездник быков?

— Как Илай Джексон. Я хочу, чтобы он взял жизнь за рога и насыщенно ее прожил. А когда он станет самым лучшим из когда-либо живших наездников быков, даже лучше, чем его тезка, все будут скандировать имя Илая Шепарда.

Я заранее спланировала свой ответ, и он звучал чертовски хорошо, потому что я была искренней. Но Илая я назвала не в честь наездника быков. Это было всего лишь удачное совпадение. Я назвала его Илаем ради Моисея. Никто не хотел думать о Моисее. Никто не хотел говорить о нем. Даже я. Но мой ребенок был и его ребенком. И я не могла притворяться, будто это не так. Я не могла полностью вычеркнуть его.

Я долго и упорно думала о том, какое же имя дать своему малышу. Я прошла УЗИ на двадцать первой неделе и знала, что будет мальчик. Я выросла на книгах Луиса Ламура¹¹ и была уверена, что родилась не в то время. Если бы у меня была девочка, я бы назвала ее Энни. Как Энни Оукли¹², как в «Энни получает ваше оружие»¹³. Но это был мальчик, и я не могла дать ему имя Моисей.

Я рылась в Библии, пока не нашла стих в Исходе, где Моисей рассказывает о своих сыновьях и их именах. Самого старшего звали Гирсам. Глядя на это имя, я поморщилась. Может быть, оно и было популярно во времена Моисея, как Тайлер, или Райн, или Майкл в наши дни, но я не могла поступить так со своим ребенком. Имя второго сына было еще хуже — Елиезер. В священном писании Моисей сказал, что он назвал его Елиезер, потому что «Бог отца моего был мне помощником и избавил меня от меча фараонова».

В книге детских имен, которую я купила и досконально изучила, говорилось, что имя Елиезер означает «Бог помощь» или «Бог есть его помощь». Мне это понравилось. Я считала так: Моисей был спасен от меча Дженнифер Райт. И, может, был спасен для того, чтобы мой сын смог прийти в этот мир. Я была молода, что я понимала? Но имя казалось подходящим, потому что я не сомневалась, что мне понадобится вся помощь, какую я только смогу получить — от Бога и от всех остальных.

Илай (прим. пер. — имя героя Илай с англ. Eli составлено из первых букв имени Елиезер — Eliezer) Мартин Шепард. Илай, потому что он был сыном Моисея, Мартин в честь моего отца, Шепард, потому что он был моим.

Я завершила последний учебный год, имея огромный живот в связи с беременностью, и окончила школу вместе со своим классом. Я никогда не отвечала на вопросы, никогда не говорила о Моисее. Я позволяла людям судачить, а моему среднему пальцу отвечать вместо меня, когда требовалось ответить. В конце концов, люди свыклись с этим. Но они все знали. Стоило лишь взглянуть на Илая, чтобы все понять.

У Илая были такие же карие глаза, как и у меня, и мама говорила, что у него моя улыбка, но все остальное было от Моисея. Его волосы представляли собой копну черных кудряшек, и мне было любопытно, выглядели бы волосы Моисея также, если бы он их отрастил. Они всегда были подстрижены настолько коротко, что походили на щетину. Мне было интересно, что подумал бы Моисей, увидев Илая. Узнал бы он себя в нашем сыне? Но я сразу отталкивала эти мысли подальше и притворялась, что мне нет до этого никакого дела, снова представляя Моисея безликим человеком, чтобы не начинать их сравнивать.

Но в других аспектах Илай походил на меня. Он был полон энергии и начал ходить в десять месяцев. Следующие три с половиной месяца я только и гонялась за ним. Он смеялся и убегал, и никогда не стоял без движения, кроме тех случаев, когда наблюдал за лошадьми. В такие моменты он вел себя тихо и спокойно, как я и просила его. И он смотрел так, словно в мире не было ничего лучше и ничего прекрасней, и не существовало никакого другого места, где бы он хотел находиться. В точности, как его мама. И кроме детских рисунков, свойственных всем малышам, и случающихся иногда беспорядков, когда он с наслаждением повсюду размазывал еду, больше он не демонстрировал никаких наклонностей к рисованию.

Хотя я не могла все время оставаться дома и заботиться о нем. Моя мама сидела с ним три раза в неделю, пока я час добиралась на север в Университет долины Юты, который был моим планом еще до того, как Илай изменил мои приоритеты. Мечты о родео и стремление быть в баррел-рейсинге лучшей в мире отошли в сторону. Я решила пойти по стопам своих родителей — лошади и терапия. В этом был смысл. У меня хорошо получалось ладить с животными, особенно с лошадьми. Я бы могла заниматься любимым делом и, может быть, со временем научилась бы чему-нибудь, что помогло бы мне свыкнуться с моими отношениями с Моисеем. Я привыкла к своей жизни в Леване. У меня не было планов отсюда уезжать. Это было замечательное место, чтобы растить Илая среди людей, которые его любили. Оба моих родителя были родом отсюда, и их родители тоже, за исключением одной из бабушек, которая преодолела весь хребет, приехав из Фортейн Грин, что по другую сторону холма, в нашу долину. На кладбище предки пяти поколений Шепардов покоились рядом со своими женами. Пять значимых. И я была уверена, что однажды и я буду лежать здесь.