Закон молчания
Шрифт:
— Так вот кого отрядили немножко отыграться на Карло, — произнес он. Голос у консильери, которому на днях стукнул полтинник, был негромкий и дребезжащий. — Славно, славно.
Стекла круглых очков блеснули, когда Сонни повернул голову, скользя взглядом по фургону, к кабине которого привалился Дэн. Рыжий крутил в пальцах снятую маску, и физиономия у него была совершенно скучающая. Тед только ухмыльнулся с видом «было бы за что хвалить».
— Да там всего дела. Врезаться только пришлось, — тряхнул головой он и, ведомый желанием окончательно увериться в происходящем, задал вопрос, предназначавшийся Сколетта: — Теперь что? Куда-то отогнать? Разгрузить на склад?
Сколетта уже закивал, но был остановлен мягким жестом, а Сонни, сняв с рукава
— Найдется, кому таскать. Только еще хваткие парни у нас черной работой не занимались и всякую ерунду не грузили. — Прищуренные водянисто-светлые глаза обежали напарников цепким взглядом, и на губах консильери мелькнула довольная улыбка.
Он перекинулся с Дэном и Теодором еще парой фраз, выясняя, как все прошло, сильной ли была авария и не возникло ли каких-то непредвиденных проблем, после чего, удовлетворенный результатами мягкого допроса, повернулся к Джо:
— Я ведь, кстати, сюда тебя искать приехал. Идем, нужно кое-что обговорить.
***
— Сколетта он искал, как же! — фыркнул Тед, шагая рядом с Денисом к метро. На сегодняшнее задание было сказано являться «без колес», так что машина осталась в гараже. — Нарочно явился проследить, что все как надо.
Насчет рыжего Тед не знал, а он лично, уходя со склада, чувствовал себя так, будто ему в голову пытались залезть рентгеном и высветить все утаенное.
Дэн молча кивнул. С момента их ухода со склада он не проронил ни слова, разве что угукал впопад. Теодора, напротив, так и подмывало высказаться, а заодно и подумать вслух. Он запустил пятерню в волосы, как следует их взлохматил. Лба коснулся прохладный ветер с запахом сдобы от ближайшего кафе и ментоловых сигарет, дунул смелее, но мыслей из головы так и не вымел. Только перепутал еще больше. В кучу смешались и фальшивые луковицы, и явившийся консильери, и Гамбино, требующий сей же час разыскать наглых воров и подать их головы на блюде, посыпав петрушкой. Последняя картина была особенно неприятна, и Тед старательно гнал ее прочь, заполняя эфир пустым трепом, но в итоге не выдержал:
— Слушай, вот зачем это, а? Как думаешь?
Дэн остановился, вздохнул. Голубые глаза уставились Теду в лицо, пристально и внимательно, и на миг в их глубине промелькнула та же тень, что и тогда, у распахнутого кузова.
— Я думаю, — проговорил Дэн, — что лучше обсуждать это не на улице.
Пришла очередь Теда угукнуть.
— Тогда… до меня как раз недалеко, две станции проехать.
Странно, но за все время, пусть они и сблизились почти молниеносно, это стало первым приглашением. До сих пор они просто пересекались в городе, пили пиво и трепались, либо работали. В самом начале Тед считал, что просто помогает напарнику, на которого косо смотрят, хоть немного ощутить себя человеком. Но вскоре стало понятно: пусть тому и неприятно сложившееся к нему отношение, пусть оно утомляет, трагедии из этого он не делает. Спокойная холодноватость с окружающими и меткие фразы, которыми Дэн ставил на место, вовсе не были пустой бравадой. А ершистость виделась приобретенной привычкой, заготовленным ответом тому, чего не изменишь. И как только здесь все встало на свои места, Тед понял, что ему с рыжим попросту легко и приятно. Они стремительно проскочили стадии просто напарников и всего лишь приятелей и на полном ходу влетели в дружбу. А ход меж тем и не думал замедляться.
Подземка подхватила их вместе с редкими дневными пассажирами и кучкой туристов, беспрестанно щелкавших камерами, покачала в вагоне и вынесла наружу. Квартиру Теодор снимал прежнюю, ту же, куда смог в свое время перебраться из общежития. Второй этаж, одна комната, кухонные окна — на ветку легкого метро, комнатные — на оживленную улицу, от станции недалеко. Его это вполне устраивало, а шум Теду, который и сам любил ночами погонять на байке, а после спал как убитый, и вовсе не мешал.
Светофор на перекрестке зажегся красным, пропуская поток машин.
— Еще минуты три, и добрались, — проговорил Тед.
Он рассеянно скользнул взглядом по дороге, выхватывая отдельные силуэты, и ощутил, как стремительно холодеют кончики пальцев. В крайнем правом ряду шла микролитражка. Зеленая, с божьей коровкой на капоте. Совсем близко. Слишком близко. Почти вровень с ними.
Сердце пустилось вскачь. Тед не успел ни подумать, ни сказать хоть что-то. Он видел только, как невообразимо, неправдоподобно медленно — или это только казалось обострившимся чувствам? — ползет вниз пассажирское стекло, почти слышал шорох, с каким работает его крохотный моторчик, видел движение и холодный блеск внутри.
Сам толком не отдавая себе отчета, Тед схватил уткнувшегося в телефон друга за локоть и дернул в сторону и назад, за себя. Толкнул вниз, не глядя, не в силах отвернуться от оконного провала.
Что-то еще сделать он просто не успел. В салоне снова блеснуло, двинулось, отразив скупой отсвет вечернего солнца, и высунувшаяся наружу рука в массивных часах швырнула на асфальт дотлевающий окурок. Мужик на пассажирском поправил темные очки, и стекло поползло вверх.
Все заняло какие-то секунды.
— Фу ты, черт! Пепельницу себе купи, урод!
Тед проорал это вслед, мстительно радуясь, что «урод» вынужден кататься в мелком девчачьем недоразумении, и чувствуя, как изнутри обдает жгучим стыдом.
Стоявшая у перехода девица, заткнувшая уши плеером, покосилась на Теодора с опаской и шагнула в сторону, пробормотав что-то подозрительно похожее на «псих ненормальный». Стало вдвое стыдней.
С чего он вообще решил, что зеленая малявка — по их душу? Мало ли в городе таких, пусть даже и с одинаковой аэрографией! А даже если микролитражка ровно та самая, нет совершенно никаких причин, почему она не может оказаться здесь просто так. На них же были эти чертовы глупые маски, и пусть Гамбино мог и — вне всякого сомнения — уже понял, по чьему приказу его обокрали, знать наверняка, кто именно был исполнителем, он попросту не в состоянии.
Все это вихрем пронеслось в голове, и к Дэну (спасибо, тот хотя бы уронить себя не дал!) Теодор повернулся, злясь на собственную торопливую дурость. Повернулся — да так и замер. Потому что на незагорелом лице не было и следа насмешки или осуждения. Только понимание и еще что-то. Удивление? Может быть. Но не устроенному цирку, а его причине. Как будто рыжий не ожидал, что Теодор кинется его закрывать от — пусть и воображаемой — опасности, и теперь понятия не имел, что с этим делать.
Оказавшись в квартире, он разулся, прошел вперед, разглядывая комнату и привычный Теду упорядоченный хаос: кружка рядом с ноутбуком, россыпь дисков на столе, мотоциклетная куртка в компьютерном кресле, небрежно брошенные вещи на комоде рядом со шкафом, шлем на подоконнике. Скользнул глазами по плакатам рок-групп на стене, по турнику в углу, под которым приютились гири. Последнее было уже Тедовым вкладом в скромную, почти спартанскую обстановку, куда поместили только лишь необходимое: где спать, где хранить одежду и прочее и за чем сидеть. Причем с выбором раскладного диванчика, похоже, и вовсе не заморачивались либо поступили по принципу «зато недорого». Ничем иным его паскудно-розовый цвет Теодор объяснить не мог, но за несколько лет притерпелся.
Дэн замер у висящего рядом с окном козлиного черепа.
— Настоящий?
— Нет, игрушечный. — Тед кинул ключи на стол и направился в кухню.
Ее, в отличие от комнаты, обставили тщательней. То ли владельцы с нее начинали, а после утомились и махнули рукой, то ли считали самым главным местом, но во вроде бы небольшом помещении все получилось продумано: влез и стол со стульями, и тумбы, и прочее, практически до всего можно было дотянуться либо так, либо сделав шаг-полтора в нужную сторону, но при этом не возникало ощущения загроможденности и тесноты. Теодор кивнул на кофеварку с холодильником: